Лев Толстой и его жена. История одной любви

Летом 1886 года Толстой возил сено. Ударившись как-то ногою о грядку телеги, он не обратил внимания на ушиб и продолжал работать еще несколько дней. Появилась рана, нарыв, повышенная температура. Толстой слег. Врач констатировал воспаление надкостницы. Боялись общего заражения крови. Болезнь долго держала Льва Николаевича в постели. В октябре в Ясную Поляну заехал Александр Стахович. Человек этот с высоким придворным чином, богатством и знатностью соединял редкую любовь к театру и исключительный артистический талант. Читал он замечательно. Развлекая больного, Стахович читал ему драмы и комедии Островского. Через три недели, проезжая из имения в Петербург, он снова заехал в Ясную Поляну. Толстой уже поправлялся, ходил на костылях и лежал в зале в кресле.

— Как я рад, что вы приехали! — сказал он гостю. — Вашим чтением вы расшевелили меня. После вас я написал драму.

Это была «Власть тьмы». Все предшествовавшие годы своего общения с народом Толстой всасывал его психологию, типы, язык. Многое он заносил в записные книжки. Между прочим друг его, Давыдов, прокурор тульского окружного суда, с год назад, рассказывал ему дело о детоубийстве; преступник — крестьянин — покаялся всенародно.

Толстой не только подробно записал этот рассказ, но два раза побывал в тульской тюрьме и виделся с преступником. Теперь, лежа в постели, он почувствовал, что лица из народной драмы начинают складно играть в его воображении. Шутя, он принялся за работу. Писать было трудно. Большею частью он диктовал. Писала радостно притихшая Софья Андреевна. Давно уже она не участвовала в работе мужа: переписывать его религиозные статьи она отказалась, заявив, что «выходит в отставку». Теперь она охотно писала под его диктовку и по ночам переписывала по-прежнему. Она отмечала даже в дневнике своем:

«Буду внимательна, осторожна со Львом Николаевичем, чтобы беречь его для любимой мной работы».

Через две с половиной недели драма была готова. Ее переписали, и вечером Стахович прочел ее приглашенным крестьянам. Их было человек 40. Они слушали молча. Шумно выражал хохотом свой восторг только буфетчик Толстых.

Чтение кончилось. Лев Николаевич обратился к пожилому крестьянину, своему любимому ученику, с вопросом, как ему понравилось?

— Как тебе сказать, Лев Николаевич, — отвечал тот. — Микита поначалу ловко повел дело… а потом сплоховал…

Этот убийственный ответ погрузил Толстого в мрачное уныние. Ведь он уже тогда признавал одним из коренных требований от произведений искусства — их общедоступность, понятность их для народа…

Пьеса была категорически запрещена цензурою — не только для постановки в театре, но и для печати.

Друзья Толстого решились однако пустить в ход свои связи. Стахович со все увеличивавшимся мастерством читал «Власть тьмы» в великосветских салонах Петербурга. Везде чтения эти имели громадный успех. Наконец, 27 января 1887 года Александр III пожелал слышать пьесу. Читал тот же Стахович во дворце графов Воронцовых, куда съехалась вся царская семья.

Александр III подошел к столу, на котором лежала пьеса, взял ее и сказал Стаховичу:

— Целую неделю лежала она у меня на столе. Я никак не успел ее прочесть; пожалуйста, читайте, все без всяких пропусков.

Чтение началось. Царь усердно записал себе на особом листе действующих лиц. С развитием действия впечатление росло.

Между актами мужчины уходили курить. Шли толки о пьесе. О Митриче царь сказал:

— Солдат всегда во всех творениях Толстого поразительно хорош.

После сцены Митрича с Анюткой великий князь Владимир Александрович сказал Стаховичу:

— И в солнце есть пятна, только на основании этого я позволю себе указать на неверность этой сцены. Все рассуждения Митрича о бабах справедливы, но говорит их не николаевский солдат… а сам граф Толстой. Это не разговор старика с крестьянской девочкой, а длинные философские монологи.

Подошел царь.

— Ты не прав, — сказал он брату. — Все рассуждения Митрича не монологи, вложенные автором в уста солдату, а естественный разговор; невольно на эту тему навела Митрича Аннушка, и под ужасным впечатлением этой ночи и всего, что делается за сценой, Митрич думает вслух, как часто делают это старые люди, передавая словами все свои тяжелые думы о бабах и их печальной судьбе… не обращая никакого внимания на свою десятилетнюю слушательницу.

После конца 5-го действия все долго молчали, ожидая мнения царя. Наконец раздался его голос:

— Чудная вещь!

И эти два слова разверзли уста всем. Пошли толки. Восторженные возгласы: чудо, чудо! — раздавались со всех сторон…

Цензурный комитет под давлением великосветских успехов вынужден был уступить. Разрешение на печатание было дано.

По выходе «Власти тьмы» она в три дня разошлась в 250 тысячах экземпляров.