Лев Толстой

«Что я такое? Один из четырех сыновей отставного подполковника, оставшийся с 7-летнего возраста без родителей под опекой женщин и посторонних, не получивший ни светского, ни ученого образования и вышедший на волю 17-ти лет, без большого состояния, безо всякого общественного положения и, главное, без правил; человек, расстроивший свои дела до последней крайности, без цели и наслаждения проведший лучшие года своей жизни, наконец изгнавший себя на Кавказ, чтоб бежать от долгов и, главное, привычек, а оттуда, придравшись к каким-то связям, существовавшим между его отцом и командующим армией, перешедший в Дунайскую армию 26 лет, прапорщиком, почти без средств, кроме жалованья (потому что те средства, которые у него есть, он должен употребить на уплату оставшихся долгов), без покровителей, без уменья жить в свете, без знания службы, без практических способностей; но – с огромным самолюбием! Да, вот мое общественное положение. Посмотрим, что такое моя личность.

Я дурен собой, неловок, нечистоплотен и светски необразован. Я раздражителен, скучен для других, нескромен, нетерпим и стыдлив, как ребенок. Я почти невежда. Что я знаю, тому я выучился кое-как сам, урывками, без связи, без толку и то так мало. Я невоздержан, нерешителен, непостоянен, глупо тщеславен и пылок, как все бесхарактерные люди. Я не храбр. Я неаккуратен в жизни и так ленив, что праздность сделалась для меня почти неодолимой привычкой. Я умен, но ум мой еще никогда ни на чем не был основательно испытан. У меня нет ни ума практического, ни ума светского, ни ума делового. Я честен, то есть я люблю добро, сделал привычку любить его; и когда отклоняюсь от него, бываю недоволен собой и возвращаюсь к нему с удовольствием; но есть вещи, которые я люблю больше добра, – славу. Я так честолюбив и так мало чувство это было удовлетворено, что часто, боюсь, я могу выбрать между славой и добродетелью первую, ежели бы мне пришлось выбирать из них… Я должен упрекнуть себя нынче в 3-х неосновательностях: 1) что я забыл о фортепьянах, 2) не позаботился о рапорте перевода и 3) что я ел борщ, страдая поносом, который все усиливается».

И через восемь дней он не удовлетворен своим поведением: «Я очень недоволен собой, первое, за то, что срывал целый день прыщи, которыми у меня покрыто лицо и тело и нос, что начинает мучить меня, и второе, за глупое бешенство, которое вдруг напало на меня за обедом на Алёшку».

Война тем временем продолжалась, и, чтобы отслеживать отступление, начавшееся в июне, 20 июля штаб покинул Бухарест и двинулся в направлении русской границы. Во время этого монотонного перехода, который должен был продлиться больше месяца, Толстой не переставал себя исследовать. На бивуаках, в палатках, сараях, упорно осуждал свои слабости. Каждый раз дневниковые записи заканчивались примерно одинаково: «Повторяю то, что было уже мною написано: у меня три главные недостатка: 1) бесхарактерность, 2) раздражительность и 3) лень, от которых я должен исправляться. Буду со всевозможным вниманием следить за этими тремя пороками и записывать». И он держит слово – за период с 15 августа по 21 октября возвращается к ним двадцать пять раз. Но без видимого эффекта.

Девятого сентября штаб обосновался в Кишиневе, проехав перед этим через Текучи, Берлад, Яссы и Скуляны. Едва оказавшись на русской территории, Толстой решает издавать журнал «Солдатский вестник» (который переименован был затем в «Военный листок»), призванный поддерживать моральный дух воинов. «В журнале будут помещаться описания сражений, не такие сухие и лживые, как в других журналах, – пишет он Сергею. – Подвиги храбрости, биографии и некрологи хороших людей и преимущественно из темненьких; военные рассказы, солдатские песни, популярные статьи об инженерном, артиллерийском искусстве и т. п.».