Лев Толстой

Этого пытавшегося облагодетельствовать мужиков человека не смущает, что для уплаты карточного долга придется продать два десятка мужчин, женщин, детей вместе с лесом, землей и скотиной. Поступает, как велят нравы той эпохи. Все можно, лишь бы не прослыть неплатежеспособным в глазах кредиторов, поверивших его слову. Но надежда не потеряна. Никто не в состоянии так быстро поправить дела, как он сам после своего поражения. Еще вчера видел себя кандидатом, чиновником, дипломатом… Какое заблуждение! Станет военным, точнее, офицером конной гвардии. Момент для этого, казалось ему, выбран удачно: Николай I, разгневанный событиями 1848 года во Франции, собирался послать армию в Венгрию, чтобы подавить народное движение, возглавляемое Кошутом, и помочь укрепиться на троне молодому императору Францу-Иосифу. Прекрасная возможность прославиться, служа Отечеству! Конечно, при этом придется сражаться с теми, кто провозглашает республиканские идеи. Но все это иностранные, французские штучки, которые не должны беспокоить русский ум. Толстой, который восхищался Монтескье и Руссо и желал счастья обездоленным, оставался глух к отзвукам революции 1848 года, грядущая военная кампания подогревала боевой пыл юноши. Среди товарищей по игре не было никого, кто мог бы заняться его политическим образованием. Ближайший друг того времени – Константин Иславин – кутила, распутник, не имевщий собственного дома, не признававший никакой работы, смотрел на жизнь легко, транжирил деньги, которые вымогал у своего отца. Присутствие рядом этого весельчака мешало завести знакомых, исповедующих другие нравственные ценности. Лев вовсе не был поражен, узнав, что в ночь на 23 апреля 1849 года были схвачены и брошены в тюрьму молодые люди, возглавляемые служащим Министерства иностранных дел Петрашевским, по подозрению в антигосударственном заговоре. Некоторые из них были немного знакомы ему. Милютин и Беклемишев, например. Поговаривали, что с ними был и Федор Михайлович Достоевский, первый роман которого «Бедные люди» наделал шуму в 1846 году. Толстой никогда с ним не встречался, и его совершенно не заботило, талантлив ли автор и действительно ли виновен. В то время он так далек от искусства, литературы и принципов ненасилия!

«Больше всего я надеюсь на юнкерскую службу, – пишет Сергею. – Она меня приучит к практической жизни, и nolens volens мне надо будет служить до офицерского чина. С счастием, т. е. ежели гвардия будет в деле, я могу быть произведен прежде двухлетнего срока».

Через несколько дней намерения его резко меняются: он говорил брату, что поступит на военную службу только при условии, что война окажется серьезной. Видимо, теперь ему так не кажется, и внезапно отказывается служить, свое спасение намерен искать не в Венгрии, а в Ясной Поляне, в работе и сосредоточенной, отрешенной жизни. К тому же, рассерженный тратами брата, Сергей согласился помочь, если тот вернется в имение. Двадцать шестого мая 1849 года Лев пишет тетушке Toinette, как всегда по-французски:

«Простите, дорогая тетенька, я презренный, я дурной, причиняя Вам страданья; знаю, что причина Вашего горя – я, и решаюсь вернуться к Вам как можно скорее и не расставаться больше с Вами, разве изредка на несколько недель».

Он уезжает из Санкт-Петербурга в начале июня, вернув деньги нескольким кредиторам, но не выплатив значительные долги ресторану Дюссо, портному Шарме и трем-четырем слишком доверчивым друзьям.

Тетушка встретила его с распростертыми объятиями, она знала обо всем и ни в чем не упрекала – карточные долги случались в дворянских семьях, скорее было не вполне нормально, когда молодой человек не проигрывался и не имел какой-нибудь связи. Тем не менее, увидев все это в цифрах, была несколько обескуражена – Лев во всем так чрезмерен! Она хмурила брови, но сердце ее сжималось от нежности.