Лев Спарты

Фемистокл подвел Леонида к фонтану. Около него на большой плите голубого мрамора с помощью разноцветных глин была выложена карта побережья Греции. Она была сделана руками человека, влюбленного в свое дело: миниатюрный мир, в который его создатель вложил душу и сердце, истинный краеугольный камень этого зала собраний и земель за его пределами.

Фемистокл печально указал на Фессалию на севере. Его палец описал дугу и спустился ниже.

– Они уже здесь, продвигаются, словно стая саранчи. Мы не можем позволить нашим воинам сразиться с ними на открытой равнине…

– Как и нашим кораблям – в открытом море, – поддержал его Леонид.

Фессалия оставлена. Если не остановим продвижение врага, то другие государства вскоре поднесут Ксерксу в знак сдачи землю и воду. Его палец замер, потом резко уткнулся в точку ниже.

– Наша первая подходящая для обороны позиция может быть здесь.

Леонид склонился над картой. Горы из обожженной глины спускались к узкому заливу.

– Фермопильский проход?

– Фермопилы на земле и Эвбейский пролив на море. Здесь мы можем остановить Ксеркса, чтобы доказать грекам, что это возможно.

Леонид медленно кивнул.

– Это хорошая позиция. Горы не дадут персам продвигаться в других направлениях. Единственный альтернативный путь для них будет… – он склонился ниже, изучая очертания, – на юге, далеко на юге. И пролив достаточно узкий, чтобы сыграет на руку твоему флоту…

– И если мы займем позицию в этом месте, то тем самым обеспечим соблюдение взятых обязательств государствами, расположенными к северу от Коринфского перешейка.

– И Афин в том числе? – улыбнулся Леонид.

– Многие хотят, чтобы линия обороны не вышла за северную границу перешейка. Но я предлагаю сразу же перегнать мои корабли к Артемисию. Смогут ли твои спартанцы занять проход до подхода персов?

– Сделаю все, что в моих силах. – Леонид с возрастающим сомнением вглядывался в карту. Спарта лежала далеко на юге. – Пока мы готовимся, быть может небольшой афинский отряд…

– Нет, – прервал его Фемистокл. – Я буду с тобой откровенен. Я знаю афинян, в решающий момент они не подведут. Но сейчас они напуганы, как и все остальные. Только когда спартанцы выступят, они возьмутся за оружие.

– Это будет продолжительный марш, – произнес Леонид.

– У свободы нет коротких путей. Не теряй времени, Леонид. Ксеркс разослал тайных посланников во все государства, за исключением Афин и Спарты. Нас он намерен уничтожить. Другим могут быть предложены любые условия, для нас выбор ограничен – борьба или смерть.

Леонид в последний раз бросил взгляд на карту. Потом повернулся и внезапно пожал Фемистоклу руку.

– Увидимся в Фермопилах, – сказал он.

– До встречи, – подтвердил афинянин.

Их улыбки были такими же твердыми и верными, как и их рукопожатие. И такими же искренними. Леонид высвободил руку и быстро зашагал прочь. Фемистокл проводил его взглядом. Улыбка по-прежнему играла у него на губах. Когда Леонид скрылся из виду, афинянин с обновленной решимостью вернулся в зал собраний.

На открытом дворе возле зала под присмотром рабов и возниц разместились лошади и колесницы делегатов. Время от времени раздавался раздражающий скрип или лязг упряжи; копыта били о землю, перекрывая бормотание сплетничающих илотов, иногда слышалось судорожное ржание застоявшегося коня.

Леонид вышел на залитую ярким солнцем площадку и дал сигнал, чтобы подали его колесницу. Его глаза задержались на ожидающих экипажах. Сколько из них вернутся в свои города с решительными и отважными седоками? А сколько отвезут малодушных и слабых духом, готовых пасть на колени, едва царь персов покажет из-за горизонта свою бороду?

Из отбрасываемой лестницей тени вышел человек. Леонид мельком взглянул на него, приняв за еще одного раба, присматривающего за колесницами.

И внезапно напрягся.

– Агафон!

Туника Агафона была покрыта пылью. Его лицо, руки и ноги были испещрены шрамами, оставшимися от пыток, и улыбка, которой он встретил царя, сменилась искривленной и болезненной гримасой.

Они обнялись, и хотя Агафон не вздрогнул, Леонид ощутил, как тот напрягся даже при таком легком контакте.

– Я был почетным гостем персидского царя, – язвительно объяснил Агафон.

– И ты сбежал?

– Он дал мне коня, чтобы я приехал сюда и напугал греков своим рассказом. Вот почему я не стал заходить в зал собраний. Я плохой лжец.

Леонид смотрел мимо Агафона на скалу Акрокоринфа, высящуюся на заднем плане и несущую гордую ношу Акрополя. Который вскоре будет разграблен и разрушен?

Он произнес:

– Дела действительно плохи?

– Я считал их в течение трех дней, – ответил Агафон, – и сбился со счета. А они продолжали идти и идти, выпивая реки досуха и оставляя позади себя пустошь. Ночью костры в их лагере были столь же неисчислимы, как звезды на небе.

– Когда я был мальчиком, мне очень хотелось достать до звезд копьем, – сказал Леонид.

Его колесницу подогнали к лестнице. Леонид взошел на нее и сжал вожжи. Потом посмотрел через плечо и властно кивнул головой.

Агафон прыгнул в колесницу позади него. Царь щелкнул плетью, и колесница унеслась прочь в облаке пыли.