Лев пробуждается

Вокруг мерцающих костров, цветущих во тьме розами, люди жались поближе друг к другу, и Псаренок почувствовал себя безмерно одиноким, ощутил грандиозные, черные раздумья окружающих деревьев, вздыхающих и поскрипывающих во тьме.

Джейми, замок Дуглас — все, что он знал, скрылось без следа, даже чудесные псы лотианского владыки. И сейчас большинство знакомых ему людей — Лисовин Уотти, Куцехвостый и прочие — далеко за ночью, за петляющими излучинами реки, там, где бледные искорки огоньков отмечают аббатство Камбаскеннет. И обрадовался приходу Сима и государя Хэла.

— Дуй к Симу, — велел Хэл съежившемуся Псаренку; от его уничиженно согбенной позы сердце у него прямо кровью обливалось. — Он сидит у огня, и в котелке у него кое-что есть.

Псаренок нырнул в ночь. Хэл снова услышал шелест шатра — это вышел Мори, — а затем сквозь холстину пробились раскаты баса Уоллеса:

— Довольно вам таиться под свесами полога, Хэл Сьентклер; заходите, поведайте мне о камнерезе.

Устало поднявшись, Хэл вошел в шатер, разивший перепревшим по́том и волглой шерстью. Расположившись в курульном кресле, с полуторным мечом не далее локтя от десницы, Уоллес выслушал рассказ Хэла о савояре-камнерезе.

— Сорок дней, вот как?.. Нет у нас сорока дней, Хэл. У нас есть ночь да утро, а коли Бог даст и сеча пойдет по нашему чаянию, то вдобавок утро дня после завтрашнего.

Переступив с ноги на ногу, Хэл мысленно выругал вальяжно развалившегося напротив великана. Одет он теперь получше — даже штаны и башмаки, как причитается одному из избавителей державы, — но это все тот же разбойник Уоллес.

— Не могу я идти на штурм Камбаскеннета, — заявил Хэл. — Этому человеку предоставлено убежище на сорок дней. И у него осталось еще тридцать семь из них. Он не может выскользнуть незамеченным, ибо я расставил людей следить за каждым путем оттуда.

Испустив вздох, Уоллес тряхнул косматой головой.

— Армия здесь уже неделю, ждет, чтобы англичане избавили Стерлинг от угрозы. Не могу поверить, что этот человек все это время был у меня под носом, — проронил он, горько усмехнувшись. — Вы потрудились на славу, выслеживая его, хвала вам за то.

Хэла это ничуть не утешило; было не так уж трудно сообразить, что Манон де Фосиньи направится в аббатство в Стерлинге — Камбаскеннет есть идеальное место для человека его качеств, обладающего умениями и инструментами, причитающимися резьбе по камню для церквей, и немало поработавшего в Скуне.

Поскольку де Фосиньи — савояр, узнать о том, что он здесь остановился, было нетрудно, но расспросами они выдали свое присутствие, и аббат, поначалу улыбающийся и предупредительный, вернулся с мрачным видом, дабы поведать Хэлу, что искомое ими лицо ныне на святой земле. Через сорок дней ему придется удалиться, но до той поры он неприкосновенен. Он не хочет ни видеть, ни быть увиденным ни Хэлом, ни кем бы то ни было еще.

— Добро, — ответил Уоллес. — Завтра ране все решится, все али ничего. И аббатство тож.

В этом Хэл не сомневался; этот человек разграбил Скун, спалил дом епископа Уишарта — говорили, в приступе гнева, услыхав, что его наставник спасовал в Эрвине. Подобный человек не станет чувствовать угрызений совести из-за аббатства, но Хэлу идея грабежа не понравилась, о чем он и сказал.

— Малость чересчур разбоя для вас, сэр Хэл? — скорбно скривил губы Уоллес.

— Нежли клирики досель чинили вам вред? — парировал Хэл, уязвленный до бесстрашия. — Когда вы притязали на сан?

Чуть развеселившись, Уоллес вяло от усталости ухмыльнулся.

— Нет-нет, я всегда был дурным клириком, хотя добрый человек Джон Блэр и пытался наставить меня на путь истинный. Но моя блудная юная натура была боле сродственна натуре Мэтти. — Подняв глаза, он криво усмехнулся, пояснив: — Сына моего дяди-священника. Аки все подобные, оный был ни овцой, ни волком и оттого страдал. Не желая сана, все же принял постриг, как и я. Какими же послушными долгу сыновьями мы были… Порой я уверен, что чада плачут, рождаясь на свет, поелику ведают, в какой вотчине родились.

Хэл вспомнил нескольких знакомых сыновей священников — отроков с ввалившимися щеками, живущих в преисподней, где остаются непризнанными, но пользуются преимуществами положения, будто законные сыновья. Даже у епископа Уишарта есть сыновья, хотя никто не зовет их иначе как «племянниками».

— Мэтти, — задумчиво продолжал Уоллес, погрузившись в воспоминания, — научил меня выживать вне закона, поимейте в виду, так что жизнь церковная не пропала втуне.

Хэл слыхал смутные байки о блудном Уоллесе, о грабеже женщины в Перте. И упомянул об этом, трепеща в готовности бежать при первых признаках грозы на челе Уоллеса.

— Она была шлюхой, — печально признал тот. — Она ограбила нас, но дело выглядело скверно, в первую голову потому, что ее посетили вполне оперившийся член клира и едва принявший постриг мальчонка. Так что мы взяли что могли и удрали. Недостаточно проворно, сочтите сие, но поелику Мэтти был священником, а я был так юн, нас отпустили.

— Значит, посему вы задали трепку Гезльригу? — спросил Хэл. — Я слыхал, что из-за женщины.