Лев пробуждается

— Сие есть истинная война, — сказал Древлий Храмовник, ухватив Хэла за локоть и развернув, чтобы заглянуть ему в лицо своими водянисто-голубыми глазами, и подергивая седой бородой, как белка хвостом. — Кровавая война, Хэл. Забудь свои представления о рыцарстве — Уоллес творит то, что мы творихом в Святой Земли супротив язычников; их испепеляеши, Хэл. Не оставляеши им ничего, а после, когда они тяжко дышат, свесяше языки, аки распаленные волки, затянувши пояса до самого хребта, налетаеши и втаптываеши их во прах.

— Вы проиграли, — свирепо отрезал Хэл, и сэр Уильям заморгал.

— К нашему стыду и вечному поношению. Лучшие средь заморского воинства быша не в меру высоки и благородны, а сарацины полны коварства, — скорбно отвечал он. — Однако еще будет другой крестовый поход, попомни меня.

— Но до той поры есть здесь — и есть Уоллес. — Хэл сказал это вслух, и сэр Уильям стрельнул глазами из-под заснеженной стрехи бровей.

— Аз есмь Храмовник, — благочестиво ответствовал он с кривой ханжеской усмешкой, — и посему не могу вмешиватися.

— Помоги нам Боже, коли он всерьез, — заметил Сим.

Хэл покачал головой. Дело зашло уже слишком далеко, и хотя выторговать обратно земли и благодать удалось, он отнюдь не испытывал уверенности, что камни осыпи уже утвердились на своих местах.

Анникуотер

Праздник Святого Свитуна, июль 1297 года

Костры были невелики, но несли желанное тепло долгим сотням шотландцев, сгрудившихся в примитивных шалашах, мокро поблескивавших в косом дожде. В угасающем свете летнего дня, почти не побалованного солнцем, сумерки несли холод, и люди жались вместе, скорбно и долготерпеливо дожидаясь времени, когда можно будет разойтись по домам следом за владыками, наконец-то договорившимися о мире.

Куцехвостый Хоб был более взбешен, нежели скорбен, ибо трупы, обобранные им позавчера, обвели его вокруг пальца.

— Окаянные блядские отродья, все как один, — в который раз пробормотал он литанию, теперь заставлявшую окружающих еще больше ссутулиться, будто дождь усилился. — Окаянные крокарды да полларды.

Хэл и Сим переглянулись с кривыми усмешками. Скоро Симу придется перекинуться парой ласковых слов с Куцехвостым, пока тот не допек кого-нибудь до живого, но трудно было не испытывать толику сочувствия к человеку, заполучившему лишь крокарды да полларды, — обесценившиеся иностранные монеты, наводнившие теперь страну благодаря английским реформам десятилетие назад. Серебристые, они выглядели как английские деньги из стерлингового серебра, пока не глянешь на них поближе.

Это было лишней щепоткой соли на рану мук из-за позавчерашней гибели Денда и Тома Красного Плаща, и благодарность изголодавшихся людей за говядину служила лишь слабым утешением. Армия, если можно ее так назвать, теперь состояла только из людей Каррика, потому что остальные дворяне собрали свои войска и разошлись разными дорожками, пообещав наведаться в то или иное место, находящееся во власти англичан, и привести своих сыновей, дочерей или жен в качестве залога своего благочинного поведения в будущем.

Дугласовы люди потянулись домой, раздосадованные и взбешенные, когда Смелого забрали у них на глазах. Это было скверно уже само по себе, подумал Хэл, но лицезревшие это поведали, что Перси настоял на кандалах и Смелого, пинавшегося и рычавшего, заковали в железы; зрелище было не из приятных.

Даже Уишарт удалился, оставив Брюса препираться по поводу последних тягостных деталей с Перси, уже отославшим на юг — королю Эдуарду и своему деду де Варенну — триумфальные реляции, что с крамолой покончено. Однако войска Клиффорда ощупью продвигались на север в безуспешных попытках прижать Уоллеса к ногтю.

Хэл решил, что тоже уйдет. «Завтра, — сказал он себе. — Довольно с меня света державы — пусть себе лягают друг друга шпорами, как кочеты, дерущиеся за навозную кучу…»

— Сорок окаянных ден, — горестно возгласил Куцехвостый, наконец внеся в свои причитания новую нотку, заставившую некоторые головы подняться.

— Сорок ден? — переспросил Джон Агнец. — Это столько продержатся оные крокарды и полларды, прежде чем обратиться в пыльцу фей?

Окружающие, чаявшие больше не слышать о содержимом глухо позвякивающего кошеля Хоба ни слова, испустили единодушный стон.

— Дождь, — едко огрызнулся Куцехвостый. — Коль на Святого Свитуна польет, то сорок ден еще дождливых ждет, — нараспев процитировал он.

— Мощи Христовы, — Красный Рябинник поскреб голову цвета осенних папоротников, — да ты полна чаша скисшей каши, человече.

— Ну, не без того, — кисло отозвался Куцехвостый. — Я думал про Лисовина Уотти, в тепле, сытости и сухости пялящего жаркую гузку малышки Агнес до отвала. Я питал некие упования на эту мокрощелку, ежели нас безвременно не порвут на части.

— Человече, человече, — восхитился Уилл Эллиот. — Безвременно… это точь-в-точь как в оном предании об Рыцаре и Фее. Знаете, где Рыцарь…