Лев пробуждается

Генри, лишь недавно посвященный во все это, встрепенулся, покачав головой от искреннего, неподдельного ошеломления. Заговоры в Шотландском королевстве не в диковинку, равно как и убийства, неизменно сопровождающие каждый из них, но даже при этом беззаботный тон, с каким граф Каррикский отрешился от убийства, внушал тревогу.

Прыгавшие факелы вдруг остановились, и Сим с Киркпатриком одновременно вскрикнули.

Хэл устремился вперед, и остальные последовали за ним, сомкнувшись бездыханным кольцом вокруг единственной широкой плиты пола с резьбой, смутно проступающей в свете факелов.

— Рыба, — подчеркнул Хэл, и Брюс согласился, а затем указал налево:

— И вот. И вон там. Отмечена каждая плита, тут их десятки.

— Именно так, — подтвердил Хэл. — Это знак Гозело, каковой оставляют все каменщики, и если представляется, что он гордился здешними творениями чрез всякую меру, то не без резона, государи мои.

Пока он говорил, Сим и Киркпатрик, натужно дыша, так что их дыхание сливалось в единое облако, вставили в желобки камня ломы.

— Это не подлинное клеймо каменщика, — стремительно говорил Хэл по-французски, выплевывая слова, словно те обжигали рот. — Гозело не был одарен воображением и думал, что нашел добрый христианский символ сей страны, способный угодить вкусам заказчиков. Он взял знак рыбы оттуда же, откуда и все изготовители святых медалек, и по той же причине — чтобы произвести впечатление и потому, что изготовить его легко.

Он приподнял медальон и пояснил, пока все смотрели на символ:

— Взято из Колодца Чаши[89] в Гластонбери. Видите: одна окружность проходит через центр другой такой же. Пустячок посередине называется vesica piscis, что и дало название клейму.

— Рыбий пузырь, — задумчиво перевел Брюс. — Разумеется. Я и забыл, что Колодец Чаши им отмечен.

Послышался скрежет камня, и плита приподнялась. Пыхтя, двое взмокших мужчин выдвинули ее с долгим шелестящим хрустом, оставив темную дыру. Ее студеные недра будто всосали вздох облегчения Хэла.

— Священный христианский символ рыбы времен римлян, — растолковал тот. — Лампрехт знает свое дело и поведал мне о его святой природе — и мне стало ясно, чем этот символ так по душе каменщикам. Я не счислитель, да и он тож, однако свое дело с реликвиями знает туго, а священная рыба имеет отношение ширины к высоте, составляющее квадратный корень из трех — двести шестьдесят пять на сто пятьдесят три. Последнее число есть число рыб, пойманных чудом, явленным Господом Нашим, так что в нем промысел Небес.

— Святое благовествование от Иоанна, — выдохнул Киркпатрик, изумив всех познаниями, тут же заморгав и подобравшись под устремленными на него взорами.

— Двести шестьдесят пять камней со знаком рыбы в одном направлении, сто пятьдесят три в другом, — и получаете вот это. — Хэл поднес факел к отверстию, так что свет упал на медово-золотистую древнюю плиту из песчаника, пристроенную внутри. — Тайник Древлего Храмовника, — объявил он, потом бросил взгляд на Генри, с разинутым ртом вытаращившего глаза. — Рискну предположить, что вы пожелаете извлечь хранящиеся там крепости, титулы и рослинские секреты, Генри, но сперва придется поднять тяжелую крышку.

— Камень, — возгласил Брюс, восторженно крякнув.

— Вдвоем управиться нелегко, но можно, — добавил Киркпатрик, и последовала пауза, во время которой всем представилось, как Древлий Храмовник и рослинский распорядитель Джон Фентон тащат Камень в крипту и прячут его.

— Оный Гозело был умен, — подал голос Сим, бросая взгляд на насупившегося Киркпатрика. — Токмо не больно скор на ногу, егда приперло.

— Истинно, добро, — произнес Брюс, выпрямляясь. — Как только вы заберете все, что потребно, сэр Генри, скройте его заново.

И обвел взглядом лица, озаренные кровавым светом факелов, с дыханием, курящимся, как медовый дымок.

— Итак, все мы тут причастны к будущему королевства, — вымолвил он. — В отсутствие епископа Уишарта я призываю всех нас преклонить колени и помолиться о силе сохранить решимость и беречь сей секрет, пока не пробьет час.

Такая набожность застала врасплох даже Киркпатрика, но он послушно встал на колени. Брюс и Хэл последними опустились на студеные камни, обменявшись долгим взглядом поверх голов молящихся. Пока не пробьет час, безмолвным эхом повторил Хэл. Час, когда Брюс сделает свой ход.

— Добро пожаловать в ваше королевство, — сказал ему Хэл с мрачной яростью. — Куда более кровавое место в эти дни, государь мой граф.

Солнце улыбки Брюса сверкнуло равнодушным ножом, пронзившим и горькую кручину Хэла, и круговерть боли королевства.

— Hectora quis nosset, si felix Troia fuisset? — откликнулся он, подобный льву в своих новых мечтаниях, а затем добавил на безупречном английском: — Кто знал бы Гектора, будь Троя счастлива?

От автора

В свете собирательных существительных, пущенных в ход в этой книге, присовокуплю еще одно, особенно уместное: жульничество историков.