Лев пробуждается

Теперь Генри был с Брюсом в Аннандейле, отрезанный от главных сил под началом Уоллеса — и Сьентклеры Хердманстонские выедут на север, дабы отыскать войско под Фолкерком, пока не нахлынула волна англичан, отрезав Хэла от остальных.

Первые всплески этой волны уже докатились сюда — англичане под командованием епископа Бека, посланные, как первый мстительный удар Длинноногого, бесчинствовали в Лотиане, вознамерившись взять удерживаемые мятежниками замки Дирлтон и Танталлон. Рослин для них пока слишком силен, а Хердманстон чересчур мал, чтобы утруждаться; Уилла, Псаренка и старого Вулла Бранника будет довольно, чтобы обеспечить безопасность башни.

Но страшил Хэла не Бек с буйствами лупов. Бьюкена сдерживает тот факт, что Хердманстон на одной с ним стороне, но это тонкая сворка. Если она лопнет и он ринется мстить, вялым обменом болтами, стрелами и угрозами дело не ограничится. Бьюкеном будет двигать глубокая ненависть ограбленного рогоносца, неустанная месть, в первую голову и заставившая его отправить Мализа за Изабеллой.

Хэл услышал голос Древлего Владыки, будто раздавшийся над самым ухом: «Он зайдет сбоку, аки кочет, дерущийся на куче навоза». Даже из мрака…

А его здесь не будет, чтобы защитить ее. Эта мысль углями полыхнула в его глазах, и, увидев это, Изабелла утолила боль спокойной улыбкой.

— И потом, — беззаботно добавила она, — кто же осмелится пойти на Мэгги и Бет в уповании остаться в живых?

Хэл улыбнулся, вспомнив, как она сама поладила с ними. Пивная Мэгги заправляет пивоварней. Руки у нее мускулистые, как окорока, от размешивания сусла, задница как круп дестриэ, а груди такие, как выразился Сим, что с них можно разглядеть Трапрейн-Лоу[74], коли доберешься до вершины. Как только сдует пену с усов, присовокупил он, она на редкость угреет в холодную ночь.

Хлебная Бет ведет пекарню, стряпая для всей цитадели. Краснощекая и грудастая, как голубь-дутыш, свои волосы она так давно скрывает под плотно намотанным головным платом, что никто не знает их цвета — даже Сим, однажды сознавшийся, что это единственная вещь, которую она никогда не снимает.

Они покружились, принюхиваясь, как сучки к диковинному животному, когда Изабелла только-только прибыла, потом, дав ей день-другой передышки, испытали ее на прочность. Начала Пивная Мэгги, когда Хэл и Изабелла отправились к каменному кресту, якобы чтобы воздать дань уважения Древлему Владыке, но притом, как она догадалась, каким-то сверхъестественным образом представить ее остальным лежащим под ним.

Изабелла стояла рядом с ним под сенью большой каменной колонны с гробовым колоколом[75] и его цепью — отсоединенной, как она узнала, после того, как в неистовую грозу однажды ночью тяжелый колокол начал трезвонить, подняв всех в трепете на ноги, — уповая получить какую-то весточку из могилы. Но не услышала ничего, кроме ветра и чириканья птиц, ни слова привета, ни порицания мертвых, даже недавно почившего самого Древлего Владыки, подмигивавшего и склабившегося ей в тот день во временной часовне на Абби Крейг.

Потом Пивная Мэгги притопала с бурым глазированным кувшином в одной руке и в ответ на вопросительно приподнятую бровь Изабеллы сдвинула свои две.

— Первую пробу нового варева, — гаркнула она, — снимает Древлий Владыка.

И впала в ошарашенное недоумение, когда Изабелла, взявшись за кувшин, бережно, но твердо отобрала его и вручила Хэлу.

— Первую пробу нового варева, — сказала она, когда Хэл, уловив намек, отпил и вернул сосуд ей, — снимает владыка Хердманстонский. После этого можешь поливать им все могилы, какие пожелаешь.

Улыбнувшись при этом воспоминании, Хэл разжал кулак и протянул амулет на кожаном ремешке; Изабелла вопросительно выгнула бровь дугой.

— Обещал ли жалкий продавец индульгенций воздаяние или только Длань Господню? — спросила Изабелла, а Хэл, подскочив к ней, взъерошил волосы и ласково поцеловал в губы.

— Все мы в Длани Господней, — ответил он, и она крепко прижала его к себе. Королевство подобно свече, мерцающей на крепком ветру Эдуарда Плантагенета, и Хэл понимал, что следующие несколько дней и недель все решат. «Я не покинул бы ее здесь ради меньшего», — сказал он себе, но говорить этого вслух не требовалось.

И все же даже в сию секунду, понимал Хэл, Бьюкен больше злоумышляет о том, как согнуть в бараний рог ничтожного лотианского владыку, нежели обо всех Плантагенетах в христианском мире; но отбросил эту мысль, отдавая медальон.

— Сие хранит тайну помазания в короли, — с улыбкой сказал он Изабелле. — Храни его. Отдай Брюсу, если… дела обернутся скверно. Служи ему на славу, дабы разрешить его загадку, как служил я.

Она не поняла, что это означает, но зажала свинцовый медальон в руке, когда Хэл повернулся и, пригнувшись, осторожно зацокал вниз по истертым ступеням в своих подбитых железными гвоздями сапогах. Изабелла услышала крики, ржание и лязг доспехов и наконец, закутавшись для благопристойности в одеяло, подошла к большому окну.