Лев Марсиканский, Петр Дьякон. Хроника Монтекассино. В 4 книгах

115. На другой же день⁷⁶² кардинал Герард, придя от лица апостольского престола, когда император воссел за трибуну, сказал: «Римская церковь, о святейший император и вечно август, основана не человеками и не через человека, но Иисусом Христом⁷⁶³, который направил сюда князя апостолов Петра и вручил ему также ключи от царствия небесного⁷⁶⁴»; поэтому права римской церкви не должны нарушаться из любви к кому бы то ни было. Когда же Пётр Дьякон ответил, что папа римский никогда не принимал присяги от монтекассинских монахов, кардинал Герард сказал, что их потому не беспокоили, что вплоть до этого времени они пребывали в церковном единстве, но после того как они отделились от церкви, после того как совершили раскол в церкви, их стало невозможно принять обратно без присяги; и зачитал по приказу папы Иннокентия главу Никейского собора, в которой говорилось, что, мол, возвращавшихся из раскола не следует принимать без присяги⁷⁶⁵. Император Лотарь сказал: «Я собрал вас не для того, чтобы вы вникали в каноническое право, но чтобы вы радушно и учтиво обошлись с Монтекассинской церковью». Он сказал, что, мол, следует вспомнить о его милостях, оказанных римской церкви, вспомнить о том, сколько и какие именно опасности импе-ратЪр претерпел со своим войском ради них, о том, что он уже год и два месяца живёт в палатках, о том, скольких друзей и близких он потерял в походе. Ведь монтекассинские братья искали убежища не у какого-то врага понтифика, но у римского императора и защитника церкви. Наконец, он заявил, что если они опечалят его в этом, то пусть знают, что Римская империя с этого дня и впредь отступит и отделится от папы, и его будут считать не другом, но врагом императора. Когда всё императорское войско долго одобрительно кричало по этому поводу и все одобряли то, чтобы было сказано императором, во-первых, все епископы, во-вторых, архиепископы, в-третьих, патриарх Аквилейский, в-четвёртых, аббаты, в-шестых⁷⁶⁶, графы, в-седьмых, маркграфы и князья, в-восьмых, императрица Ри-хенца, в-девятых, сам император ещё раз просили понтифика об этом деле. Наконец, понтифик поручает передать императору, что он принимает его совет и исполняет его желание по поводу Монтекассинской церкви. Император очень обрадовался по этой причине и постарался лично прийти к папе. В то время как он просил его за Монтекассинскую церковь, папа ответил, что не перестаёт удивляться, почему он просит за тех, которые предавали анафеме и низлагали понтифика и императора, которые признали папой сына Петра Льва, которые приняли другую корону поверх короны Римской империи и вплоть до сего времени упорствовали в прежнем беззаконии. Тогда милосерднейший император, проливая слёзы, водворил молчание и сказал: «Я знаю, что всё это они сделали для того, чтобы Монтекассинская обитель дошла до нас в целостном виде. Ведь если бы они этого не сделали, эта церковь лежала бы сейчас разрушенной нашими врагами. Поэтому я прошу обратить на меня то наказание, которым их следует покарать; если их следует высечь, то я подставлю за них спину; если их следует низложить, я желаю быть низложенным». Тогда папа сказал: «Из любви к вам мы умерим строгость канонической кары. Ведь те, которые стали соучастниками отлучённых, которые предали анафеме своего понтифика, по праву должны быть низложены. Но мы, прибегая ради вас к милости и кротости, прощаем им всё, в чём они погрешили, но с тем условием, что они предадут анафеме сына Петра Льва вместе с его приверженцами и обещают послушание мне и моим преемникам». В то время как это пришлось по нраву императору, он, когда настал праздник блаженной мученицы Симфорозы⁷⁶⁷, направил вместе с аббатом и братьями Генриха, герцога Баварского, своего зятя, Конрада, герцога Швабии, племянника императора Генриха V, Отто из Бурхизина, своего двоюродного брата, а также всех епископов, архиепископов, графов, маркграфов, князей и герцогов Римской империи. Когда они приблизились к палатке папы, кардиналы, выйдя навстречу, спросили, желает ли он отречься от сына Петра Льва и его приверженцев. В то время как тот сказал, что хочет это сделать, они заставили этого аббата присягнуть в таких словах. Вот содержание такого рода присяги: «Я, Райнальд, отрекаюсь и предаю анафеме всякий раскол и всякую ересь, какие поднимутся против святой католической и апостольской церкви. Я отрекаюсь также и предаю анафеме сына Петра Льва и Рожера Сицилийского и всех их приверженцев и буду послушен господину папе Иннокентию и его преемникам, которые канонически вступят в должность». Когда Райнальд присягнул в этих словах, они заставили точно так же присягнуть и остальных. Но те заявили, что присягали отцу Бенедикту и его преемникам и потому не могут принести присягу. Тогда Райнальд от лица отца Бенедикта и от своего собственного лица заставил их обещать папе послушание, которое до сих пор они оказывали блаженному Бенедикту, его преемникам и ему лично. Так братья, будучи вынуждены, присягнули по тексту грамоты в руках епископа Остийского⁷⁶⁸ в том, в чём аббат присягал на Евангелии, прибавив сверх того, что «если Монтекассинская церковь отделится от римского престола, то я не останусь в Монтекассинском монастыре, не буду послушен аббату, но сохраню верность Римской империи». Когда это было исполнено по желанию папы, они были разрешены от уз отлучения и босыми допущены сначала к ногам папы, а затем к поцелую. А Петра Дьякона папа призвал к себе и сказал ему: «Я повелеваю и обращаюсь к тебе в силе Святого духа и заклинаю тебя присягой, которую вы сегодня принесли мне и моим преемникам, чтобы ты во всякий час, как получишь письмо или примешь посла моего и моих преемников, не имел права далее мешкать и оставаться на месте, но постарался как можно скорее предстать перед апостольским престолом и понтификом, который будет на то время. Ибо я не хочу, чтобы римская церковь терпела из-за тебя беспокойство или какой-либо раздор». Райнальд же после этого был приведён к императору, принят им с великим почётом и вместе с братьями поставлен среди капелланов империи. В эти же дни к августу Лотарю прибыли послы Иоанна, императора Константинопольского, поздравив его и привезя дорогие подарки по случаю победы, дарованной ему Богом над Рожером. Среди них прибыл некий философ, который, встав поодаль перед императором, начал лаять, как пёс, и поносить святой римский и апостольский престол и всю западную церковь, говоря, что римский понтифик - император, а не епископ, и называя римских клириков отлучёнными и азимитами⁷⁶⁹. Пётр Дьякон, выступив против него, начал кстати и некстати спорить с ним всеми способами. Но поскольку ночь положила конец вышеназванной дискуссии, император Лотарь приказал, чтобы они ранним утром собрались перед императорской консисторией, и, если грек имеет что-то против римской церкви, пусть соизволит изложить это перед всеми.