Лев и ягуар

Я понимаю, почему Эли взялась обучать Хосе. Думаю, он будет не единственным, кого она начнёт готовить себе на смену, это нормально. Но зачем она превращает его в циника? Одно дело — не забывать, в каком мире нам довелось жить, и совершенно другое, когда парень вдруг начинает заговаривать о неприятной, но насущной необходимости лжи во благо и жертвы во имя высоких целей. Он смотрит на Эли и пытается стать похожим на неё. Он хочет быть политиком, несмотря на прямо озвученные моей милой нелестные характеристики как своей персоны, так и персон некоторых государей. Ложь во спасение… Как, солгав во спасение, удержаться от соблазна лгать и дальше, когда опасность уже миновала? Здесь нужно обладать мудростью всех прошедших поколений, а этого не дано ни одному человеку. А жертва? Где грань, за которой необходимость жертвы превращается в постоянную необходимость убивать?.. Нет, я не пытаюсь рядиться в белые ризы и цеплять на спину картонные крылья. Я боевой офицер, мне доводилось отнимать жизнь врага. Однако я не считаю, что путь в достойное будущее может быть оплачен такой ценой. Если Эли пойдёт по этой дорожке, она ничем не будет отличаться от нелюдей, которые провели над ней и ещё двумя с лишним десятками человек из её эпохи жестокий эксперимент на выживание.

В тиши кабинетов не слышны ни пушечные залпы, ни крики убиваемых, ни звуки кровавого пира победителей. Эли ещё помнит об этом, но, боюсь, недалёк тот день, когда память может ей изменить. Смогу ли я тогда любить это живое воплощение raisond’etat? [22]

Я обязан поговорить с ней на эту тему. Именно сейчас, иначе я рискую упустить момент и потерять любимую женщину.

4. Война двух Мадонн

1

«И зачем я напросился на эту дипмиссию?»

Влад и в самом деле до сих пор не мог понять, кой чёрт потянул его за язык. Ну, ладно — Жан Гасконец занят по горло. А Дуарте? Неужели для визита в Гавану было так уж необходимо посылать сразу два фрегата — «Вермандуа» и «Бесстрашный»? Этот Фуэнтес и так мрачнеет при любом упоминании о военной силе Сен-Доменга. А при виде модернизированной «Гардарики», помнится, вообще позеленел. То ли от досады, то ли от зависти. А тут и впрямь было чему позавидовать. Незадолго до празднования трёхлетия независимости Сен-Доменга флагман был отремонтирован. Не так капитально, как перед средиземноморским походом, но днище и форштевень обшили медными листами. Удовольствие недешёвое, да и корабль утяжелили на пару-тройку тонн, зато «Гардарика», избавленная от быстрого обрастания днища, теперь давала при хорошем ветре не меньше четырнадцати узлов. Для такого тяжеловеса, как перестроенный военный галеон — скорость просто космическая. Когда Фуэнтесу сообщили сию новость, он даже не знал, что сказать. Так и отбыл на Кубу — раздосадованный и раздраконенный. Если уж кто и смог бы с ним теперь управиться, то только Жан. Дон Иниго, кажется, всерьёз его побаивается.

Что ж, раз напросился — давай, капитан Вальдемар, действуй.