Когда мы удалялись от поляны носорогов, лицо его и голос словно обрели былую молодость и здоровье. Таким я его еще не видел. Он вышел, словно освеженный, из этой опасной игры, которую сам дерзко затеял и в которой победил. Наверное, это потребность натуры, — подумал я. И время над ней не властно. Хозяину заповедника необходимы такие вот встряски. Единственная разница в том, что сегодня он вместо ружья воспользовался «лендровером».
Я спросил Буллита:
— Вы никогда не берете с собой оружия?
— У меня его нет, — ответил Буллит.
Он снял одну руку с руля и погладил пушистые волосы дочери. И тогда Патриция внезапным, страстным движением погрузила свои пальцы в рыжую шевелюру отца, — я невольно вспомнил, как она точно так же вцеплялась в гриву Кинга, — притянула к себе голову Буллита и потерлась щекой о его щеку. Одинаковое выражение глубокого счастья было на их лицах.
Машина катилась медленно и словно наугад. Снова вокруг нас мелькали антилопы, зебры, страусы, буйволы и их становилось все больше. Несколько раз Патриция выскакивала из машины и уходила к животным. На расстоянии ее фигурка нежных тонов, — в этот день на Патриции был голубоватый комбинезон, — казалась почти призрачной. И поэтому представлялось естественным, что она свободно скользит между дикими животными, не возбуждая у них страха, беспокойства и даже удивления.
Она особенно надолго задержалась в низине, где трава от близости подземных источников была зеленее и мягче, а на редких деревьях вместо колючек росли нежные листья. Животных там было больше, и они чувствовали себя счастливее. С возвышения, на котором Буллит остановил машину, нам было видно каждое движение девочки и каждое движение животных. Только невинная доверчивость и легкость, с какой они принимали Патрицию, могли сравниться с доверчивостью и легкостью Патриции. Антилопы касались мордами ее плеча. Буйволы дружелюбно обнюхивали ее. Одна зебра настойчиво кружила вокруг Патриции, заигрывая с ней. Патриция разговаривала со всеми.
— Она знает волшебные слова, — тихонько сказал мне Буллит.
— На каком языке? — спросил я.
— На всех, — ответил Буллит. — На языках племен вакамба и джаллуа, кипсигов и сам буру, кикуйю и масаев. Она их узнала от Кихоро, и от рейнджеров, и от бродячих колдунов, которые проходят через заповедник.
— Вы в это действительно верите? — спросил я.
— Я белый человек и христианин, — сказал Буллит. — Но я видел такое…
Он покачал головой и пробормотал:
— Во всяком случае, малышка в это верит. И она могла бы так же говорить со слонами и носорогами.
Наверное, они оба правы. Мне эта область недоступна. Но после того утра, проведенного с Буллитом и Патрицией, я пришел к твердому убеждению, что власть девочки над животными определялась главным образом ее всесильным наследственным инстинктом и теми знаниями, которые ее отец собрал за двадцать лет жизни в африканских зарослях. Он рассказывал ей, как волшебные сказки, о жизни и нравах диких зверей, о тысячах засад, о тысячах погонь, о запахах лесов, саванн и логовищ. И он воплощал в себе для Патриции с первых дней ее жизни всех могучих хищников и чудовищ заповедника и одновременно — был повелителем этих чудовищ.
Ослепленным блаженным взглядом следил Буллит за своей дочуркой, которая скользила между стадами. Может быть, он чувствовал, подозревал, что добрая власть Патриции над всеми животными диких зарослей оставалась единственной нитью, единственным средством общения — с тех пор, как он отказался от убийства, — между ним и этим великим народом, чудесным и свободным, с которым была связана вся его жизнь.
Ни с чем не сравнить взаимное понимание и нежность между Патрицией и ее отцом. У каждого свои неповторимые свойства, необходимые для этого единства, такого же естественного для них, как дыхание.
Только этим можно объяснить встречу, которая нас ожидала. Когда возникает первородная необходимость, она не оставляет места случаю.
IX
Нет, поистине это не могло быть случайностью.
Буллит прекрасно знал, — поскольку сам мне об этом рассказывал, — что Кинг на расстоянии многих миль слышит его машину и прибегает навстречу. И Буллит должен был знать — поскольку это была его профессия, — где, в зависимости от дождливых или засушливых сезонов, находились временные логова большого льва, выпущенного на волю в дикие заросли.
Кроме того, когда мы выехали на длинный участок саванны, я заметил, как Буллит вытягивает шею и поверх ветрового стекла внимательно и пристально осматривает зорким глазом охотника далекую опушку леса на краю сухой травянистой равнины. И вдруг он улыбнулся. А потом легонько локтем подтолкнул Патрицию. И тогда я увидел на горизонте саванны сначала пятно, потом клубок рыжего зверя, который прыжками несся нам навстречу.
— Кинг! — закричала Патриция. — О, папа, это же Кинг!
Буллит безмолвно смеялся. Было в порядке вещей, чтобы это утро абсолютного согласия между ним и Патрицией завершилось самым чудесным сюрпризом, какой он только мог сделать дочери.
— Когда ты узнал, что он живет здесь? — воскликнула она.