Люди утешали его в тяжком труде, раб же им говорил:
— Человек живет сто лет {21}. Это [время] делится на день и ночь. Днем я слуга-пленник и страдаю горько, а ночью становлюсь царем и радуюсь несравненно. Что же мне роптать?
У [хозяина же] Иня сердце было занято хлопотами. В заботах о дарованном предками наследии [он] утомлялся и телом и сердцем, вечером усталый засыпал. И каждую ночь во сне он становился рабом, которого подгоняли, поручая любую работу, всячески ругали и били. Во сне он бредил, стонал, но отдых приходил лишь наутро.
Страдая от этого, Инь попросил совета у друга. Друг сказал:
— [Вы] намного превосходите других своим положением, вполне достаточным для славы. Имущества же и богатства [у вас] излишек. Во сне становиться рабом, возвращаться от покоя к мучению — таково постоянство [судьбы]. Разве можно обладать тем, что желаешь, и во сне и наяву?
Выслушав совет друга, [Инь] уменьшил [бремя] своих рабов, сократил дела, о которых заботился, и [тогда] почувствовал облегчение.
Чжэнец-Дровосек, собирая топливо в отдаленном месте, повстречал испуганного оленя, ударил его и убил. Боясь, что кто-нибудь заметит оленя, дровосек поспешил спрятать его во рву и прикрыть хворостом. Но от радости он вдруг забыл, где спрятал добычу, и решил, что все это случилось во сне.
По дороге [дровосек] пел о том, что с ним случилось. Песнкз подслушал прохожий и благодаря этому нашел оленя. Придя домой, он сказал своей жене:
— Дровосек во сне добыл оленя, но не знал, где он находится. Теперь же я его нашел. Дровосек воистину видел вещий сон.
Жена возразила:
— Не приснилось ли тебе, что дровосек добыл оленя? Откуда; взялся дровосек? Поистине ты добыл оленя, значит твой сон и был вещим.
Муж ответил:
— Зачем разбираться, кому приснилось: ему или мне? Я же добыл оленя!
Дровосек вернулся домой, но не мог примириться с потерей оленя. Той же ночью в вещем сне увидел он место, где спрягал оленя, и человека, который нашел оленя. На следующее утро дровосек отыскал приснившегося ему человека, а затем пошел в суд спорить из-за оленя. Его послали к Наставнику мужей.
Наставник мужей сказал:
— Если [ты] сначала действительно добыл оленя, то напрасно называешь это сном. [Если же] на самом деле добыл оленя во сне, то напрасно называешь это действительным. [Если] Прохожий действительно взял твоего оленя, то спорит с тобой из-за оленя. [Если же] его жена [правильно] говорит, что он узнал о чужом олене во сне, тогда никто не добыл оленя. [Однако] вот доказательство — олень. Прошу разделить его на две части и пусть услышит об этом царь Чжэн.
Царь Чжэн сказал:
— Увы! Не видел ли и [сам] судья во сне, что разделил чужого оленя?
[Царь] спросил совета у помощника. Помощник же сказал:
— [Ваш] слуга не может разобраться, сон это был или не сон. Отличить сон от яви [могли] лишь Желтый Предок и Конфуций. Кто же их различит, [если] ныне нет ни Желтого Предка, ни Конфуция. Значит, можно довериться решению Наставника мужей.
Хуацзы {22} из Янли в [царстве] Сун в среднем возрасте потерял память. Взяв [что-то] утром, забывал к вечеру; отдав вечером, забывал к утру; на дороге забывал, что [надо] идти, в доме забывал, что [надо] сидеть; сегодня не помнил о [том, что было] вчера; завтра не помнил о [том, что было] сегодня. Вся семья о нем печалилась. Позвали гадателя, [он] гадал на панцире черепахи, ноне дал ответа. Позвали шамана, [он] прочел заклинания, но не прогнал несчастья. Позвали врача, [он] лечил, но [болезнь] не прошла.
Конфуцианец из [царства] Лу сам вызвался излечить [больного]. Жена и сыновья Хуацзы предложили за снадобье половину всего имущества. Конфуцианец же сказал:
— Эту [болезнь], конечно, не разгадать по линиям на панцире черепахи, не изгнать заклинаниями, не излечить лекарствами и наколами камня {23}. Я попытаюсь вернуть его к мыслям, к заботам. Может быть, и вылечу.
Тут конфуцианец раздел Хуацзы донага, и [тот] стал искать одежду; оставил его голодным, и [тот] стал искать пищу; запер его в темноте, и [тот] стал искать Света. Конфуцианец обрадовался и сказал сыновьям Хуацзы:
— Болезнь поддается излечению. Но мое искусство передается из поколения в поколение тайно, чужие в него не посвящаются. Попробуйте загородить [нас] справа и слева и оставить нас в комнате наедине на семь дней.
Ему подчинились, и никто не узнал, что он делал. И застарелая болезнь прошла за одно утро.
Хуацзы очнулся и страшно разгневался. Выгнал жену, наказал сыновей и с копьем погнался за конфуцианцем. Сунцы схватили его и спросили, почему он [так поступает]. Хуацзы же ответил:
— Прежде, утратив память, я был безгранично свободен, не ощущая даже, существуют ли небо и земля. А ныне внезапно [все] осознал, и в тысячах спутанных нитей [мне] вспомнились жизни и смерти, приобретения и утраты, радости и печали, любовь и ненависть за прошедшие десятки лет. Я страшусь, что с такой же силой поразят мое сердце грядущие жизни и смерти, приобретения; и утраты, радости и печали, любовь и ненависть. Сумею ли снова хоть на миг обрести забвение!
Услышав об этом, Цзыгун удивился и рассказал Конфуцию.