Летописцы Победы

Он пережил все самое тяжелое и отчаянное, что пережили в первые месяцы войны миллионы советских солдат и командиров, вместе с ними шел нелегкими солдатскими дорогами.

Приехав в Тулу и выйдя из машины, он сразу спросил:

— Как с Калугой, я не опаздываю?

Я должен был разочаровать его, показав на своей карте приблизительное очертание фронта.

В работе Симонов был всегда нетерпелив и неугомонен. Усталости не признавал. Вот и сейчас тут же отправились в штаб 50-й армии. Эта армия остановила у стен Тулы танковые дивизии гитлеровского генерала Гудериана, преградила им путь к Москве.

Командующий армией генерал-лейтенант Иван Васильевич Болдин в разговорах с корреспондентами как-то заметил, что из фронтовых писателей и корреспондентов ему больше всего по душе Константин Симонов. Командарму нравилась его поэзия — энергичная, глубокая, патриотическая, его правдивые, яркие корреспонденции и очерки.

И не удивительно, что, услышав о прибытии Симонова в Тулу, командующий быстро принял его. Генерал вышел из комнаты навстречу нам. Это был крупный человек. Он чуть прихрамывал и опирался на палку. С первых же минут И. В. Болдин не скрывал своей симпатии к писателю. Они говорили о войне вообще, о знаменитом рейде генерала в тылах немецких войск, о поражении врага под Москвой, о героической обороне Тулы, о сегодняшних операциях армии.

— Калуга входит в наши планы, — сказал И. В. Болдин, отвечая на вопрос Симонова, — Но пока соединения армии встречают сильное противодействие врага.

Худой и какой-то угловатый от этой худобы, Симонов дотрагивался время от времени до крохотных усов и был весь — внимание. У него была отличная память, и он часто не делал записей, откладывая это на время после разговора. Сейчас он, по-моему, даже опасался вынуть блокнот, чтобы не смутить этим командарма.

Я смотрел на Симонова и вспоминал нашу первую встречу. Она произошла в августе 1939 года за рекой Халхин-Гол у сопки Ремизова, где наши войска, выполняя интернациональный долг, помогали армии Монгольской Народной Республики изгонять с ее территории дивизии японских самураев.

Накануне Симонов прилетел из Москвы с направлением в газету «Героическая красноармейская». Редактор поручил писателю Владимиру Ставскому вывезти его на передовую. На командный пункт полка они пришли часов в одиннадцать утра. Один — пожилой, громадный, с крупными чертами лица, ромбами в петлицах, другой — совсем юноша, в защитной форме без знаков различия и в больших кирзовых сапогах.

В небе появились японские бомбардировщики. Все поспешили в щель. Один Симонов остался наверху. Он растерянно смотрел на приближающиеся самолеты и, видимо, затруднялся принять решение. Раздался громкий голос Ставского:

— Константин, немедленно прыгай к нам!

И Ставский протянул к нему свои сильные руки.

Еще там, на Халхин-Голе, начались солдатские дороги Симонова.

Сейчас он возмужал, хотя ему было всего двадцать шесть лет.

«Как я понял из слов генерала… — пишет К. Симонов в первом томе своих писательских дневников «Разные дни войны», — ситуация под Калугой складывалась довольно трудная. Немцы с двух сторон оставались еще очень близко от Тулы. Но наша ударная группа прорвалась вглубь по Калужской дороге и дошла до самого города. Бой шел за предместья Калуги. Прорыв был совершен на большую глубину, но по обеим сторонам узкой кишки прорыва по-прежнему были немцы. Они то в одном, то в другом месте перерезали эту кишку, так что от штаба армии до командовавшего наступавшей на Калугу группой войск генерала Попова было почти невозможно добраться. А он, в свою очередь, не мог добраться до своих передовых частей, которыми временно начальствовал один из командиров дивизий.

Словом, переплет был сложный, но Болдин действовал в этих условиях смело и решительно. И, учитывая психологическое состояние немцев в те дни, очевидно, так и следовало действовать. То есть поступать с немцами так, как всего каких-нибудь два месяца назад они поступали с нами».

Несмотря на такую обстановку, Симонов предложил все-таки попытаться достигнуть окрестностей Калуги или хотя бы расположения генерала Попова. Для надежности поехали на двух машинах.

В эти дни свирепствовали страшные метели. Дорогу местами совсем занесло. В двух или в трех местах образовались большие «пробки» машин. С огромным трудом нам удалось миновать эти заторы. Потом перед нами выросла настоящая стена из снега.

— Тпру-у, приехали, — сказал мой шофер Михаил Бураков.

Толкаем «эмку» сюда, толкаем туда — ни с места. Пошли за трактором. Он вытащил нас из сугроба. Измучившись до предела, измотав до опасного машину, поняли, что пробиться вперед нельзя.

— Счастье, что погода нелетная, — сказал Симонов, — а то бы нам дала тут жару фашистская авиация…

Погода, действительно, благоприятствовала действиям наших войск, хотя они и испытывали невероятные трудности.

Вернувшись в Тулу, Симонов попросил редакцию прислать нам редакционный самолет «У-2».