Читаем Летописцы Победы полностью

— Утро было. Только мы у себя в окопах за кашу сели, ложку каши набрал, как нам кричат: «Танки слева!» Я поставил кашу аккуратно, думаю: съем еще… (Смех.) Только поставил кашу, действительно, танки идут… Когда на меня первый танк шел, я уже думал: конец света наступил, ей-богу. А потом ближе танк подошел, и уж вышло не мне, а ему конец (смех). А между прочим, знаете, я за тот бой цигарок пять скрутил и скурил до конца. Алейников у меня был некурящий, мне свою норму отдавал, так что табаку у меня было богато… В бою так: ружье отодвинешь и закуришь, когда время позволяет. Курить в бою можно, только промахиваться нельзя. А то промахнешься и уже не закуришь — вот какое дело. Переживания были трудноватые. Но мы не терялись, все время разговаривали друг с другом, перекликивались для бодрости духа. Я Беликову кричу из окопа: «Ну как ты, ничего?» — «А ты?» — «А я тоже ничего!» — «Ну, значит, и хорошо».

Так мы целый день копошились с танками. А потом мы услышали, что слева и справа больше стрельбы нет. Нет никакой, кроме немецкой. И подумали, что, наверное, здесь придется умирать. Мы решили: все равно, раз уже так вышло, либо жить, либо умереть, но в плен не отдаваться. И тут я увидел, что Беликов от ружья оторвался и что-то на бумажке пишет. Я говорю ему: «Что ты пишешь?» Он отвечает: «Пишу за всех четверых, что бьемся и не отдадимся живыми. Пусть от нас память будет. Может, наши придут и найдут».

На митинге предоставили слово и мне. Я рассказал о положении на всех фронтах Отечественной войны и под Сталинградом, о некоторых московских новостях и о наших впечатлениях во время пребывания в дивизии.

В Москве мы с Симоновым подготовили полосу об этом митинге, напечатали выступления всех гвардейцев, их портреты и над полосой дали шапку: «Законы советской гвардии». Полоса нашла добрые отклики, кстати, секретарь ЦК партии А. С. Щербаков предложил Воениздату выпустить ее отдельной брошюрой.

10

Наша поездка подошла к концу. Пора было возвращаться домой. Темин успел отпечатать несколько снимков, с летчиками переслать в Москву, и они сразу же были опубликованы. Но отснятой пленки у него еще много было. Симонову надо было «отписаться». Он еще успел побывать у летчиков легкой авиации и потом напечатал о них интересный очерк «Рус-фанер».

На этих самых «рус-фанерах», предоставленных нам Еременко, с небольшой полянки у лесочка мы готовились вылететь из Ям на основной аэродром. Я и Симонов уселись в двухместном «Р-5», а Темин в одноместном «У-2». Только поднялись в воздух, как появился «мессершмитт» и, увидев легкую, беззащитную добычу, ринулся на нас. Наш летчик сразу же посадил самолет на полянку, впритык к роще, и мы, быстро выскочив, спасаясь от пуль, прильнули к деревьям. А по другому самолету во время посадки немец успел полоснуть очередью. Лететь на нем было нельзя. Переждав немного, мы взобрались снова на «Р-5»: летчик, Симонов и я. Темина с грехом пополам запихнули тоже и взяли курс на большой аэродром, а оттуда на «Дугласе» вылетели в Москву.

Я перелистываю пожелтевшие страницы комплекта «Красной звезды» тех дней и вижу, каким широким потоком пошел материал о битве на Волге! Одна за другой передовые статьи «Герои Сталинграда», «Стойко защищать Сталинград с воздуха», «Значение боев на Юге», «Стойко защищать каждую улицу Сталинграда», где были строгие, суровые слова: «Дальше отступать некуда. Отступить дальше — значит… загубить Родину» — и проникновенные строки: «Нет сейчас в нашей стране имени славнее и почетнее, чем герои Сталинграда…» Заметки, сообщения, статьи. Очерки и корреспонденции. Слова о мужестве и настрое воинов и ополченцев:

«Забудем о жизни и смерти — будем думать об одном: как отбить врага».

«Умрем, а Сталинград не сдадим».

«Выстояли под Москвой, выстоим и под Сталинградом».

<p>Аркадий ФРАМ. С РАБОТЯГОЙ ШОРИНОФОНОМ</p>

С безграничной благодарностью судьбе, давшей мне в спутники микрофон военного корреспондента советского радио, вспоминаю путь от Прута до Шпрее и Влтавы к стенам рейхстага и Вацлавского Наместья.

Предок нынешнего магнитофона — шоринофон был далеко не совершенен. Бездорожье, большие расстояния, преодолеваемые на трясучей, с грехом пополам переоборудованной полуторке, нередко выводили его из строя. Но фронтовик-шоринофон прилежно нес свою солдатскую службу, записывая боевые эпизоды, рассказы героев войны, представлявших все рода войск. Когда же аппаратура, не выдержав непосильного напряжения, надолго замолкала в ожидании ремонта или замены, приходилось действовать в общем строю военных корреспондентов.

Летом 1941 года на Южном фронте были записаны рассказы солдат и офицеров знаменитой Шепетовской дивизии, кавалеристов генерала А. Ф. Бычковского, летчиков Героя Советского Союза С. Г. Гетьмана, знаменитого снайпера Максима Брыксина, его боевых друзей и других героев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне