Читаем Летописцы Победы полностью

А вот впечатление, которое произвел один из снимков на тонкого ценителя фотоискусства народного художника СССР Бориса Ефимова, высказанное им на вечере в Центральном Доме журналистов.

— Мне хотелось бы обратить ваше внимание на одну из сталинградских фотографий. Я считаю, что этот снимок может заслуженно стать рядом с самыми замечательными работами фотокорреспондентов периода Великой Отечественной войны. Я бы назвал этот снимок «Журналисты». Мы видим на нем трех спецкоров-краснозвездовцев, переправляющихся на пароме в пылающий Сталинград, в самое пекло гигантского сражения. Вглядимся внимательно в лица журналистов. Спокойно и бесстрашно, с каким-то профессиональным интересом газетчика смотрит на приближающийся берег Волги Константин Симонов. В руке у него трубка, только что вынутая изо рта. Похоже, что в голове у него уже складываются первые строки будущего очерка. Более серьезен и, я бы сказал, озабочен другой журналист, редактор «Красной звезды», который, видимо, больше других знает о сложившейся обстановке и понимает, насколько она опасна. Он только что отнял от глаз бинокль — то, что происходит на переднем крае, уже можно свободно разглядеть невооруженным глазом. Лицо третьего журналиста — Василия Коротеева — искажено беспредельным страданием. До войны Коротеев ряд лет работал в Сталинграде, ему знакома здесь каждая улица, каждый дом, лежащие теперь в руинах. Переживания его в эту минуту можно сравнить с ощущением человека, у которого, по выражению Симонова, «только что, вот сейчас, на его глазах убили отца и мать». Этот потрясающий, замечательный снимок сделан четвертым журналистом, фотокорреспондентом «Красной звезды» Виктором Теминым.

Переправились мы благополучно. Но за те пятьдесят минут, пока плыли по широкой волжской воде, произошел эпизод, который имел продолжение во время войны и после нее.

Рядом с нами на краю парома сидела худенькая девушка с длинными светлыми волосами, в выцветшей под стенным солнцем, ставшей почти белесой солдатской гимнастерке. Мы разговорились с ней. Она — военфельдшер. В горящем Сталинграде не всюду можно развернуть медсанбаты, поэтому, собрав раненых с передовых позиций, санитары и фельдшеры перевозят их на левый берег и сразу же возвращаются обратно на поле боя. Она переезжает сегодня уже пятый раз. Ей двадцать лет, фамилия ее Шепетя, звать Виктория. Она из Днепропетровска. В тридцатых годах я работал там, и мы с ней стали вспоминать этот город. Разговор был совсем не фронтовой. И вдруг, когда мы уже причаливали к берегу, Виктория с какой-то чисто женской стеснительностью и искренностью сказала:

— А все-таки каждый раз немного страшно выходит. Вот меня уже два раза ранило. Один раз тяжело, а я все не верила, что умру, потому что я еще не жила совсем, совсем жизни не видела. Как же я вдруг умру?

Симонов запомнил эти слова. В своем очерке «Дни и ночи», рассказав о нашей встрече на пароме, он привел эти слова Виктории и написал о ней:

«У нее в эту минуту были большие грустные глаза. Я понял, что это правда: очень страшно в двадцать лет быть уже два раза раненной, уже пятнадцать месяцев воевать и в пятый раз ехать сюда, в Сталинград. Еще так много впереди — вся жизнь, любовь, может быть, даже первый поцелуй, кто знает! И вот ночь, сплошной грохот впереди, и двадцатилетняя девушка едет туда в пятый раз. А ехать надо, хотя и страшно. И через пятнадцать минут она пройдет среди горящих домов и где-то, на одной из окраинных улиц, среди развалин, под жужжание осколков, будет подбирать раненых и повезет их обратно, и если перевезет, то вновь вернется сюда, в шестой раз».

Образ этой девушки, одновременно мужественной н женственной, «рядом с которой стыдно не быть храбрым, стыдно пригибать голову, стыдно не сделать всего того, что потребует от тебя война», видно, так глубоко запал в душу Симонова, что, когда он после капитуляции Паулюса сел за повесть о Сталинграде, которую назвал так же, как и очерк, «Дни и ночи», он вспомнил о встрече на волжской переправе, и навеянный ею образ стал одним из центральных в книге.

Не раз мы с Симоновым и под конец войны, и после войны вспоминали Викторию. Что мы знали о ней? Фамилию, имя и что она из Днепропетровска. Нам даже неизвестно было, в какой дивизии она служила. Мы не знали о ее судьбе, думали, что она погибла в огне Сталинградского сражения. Если бы Виктория была живой, она, сталинградка, вряд ли могла не прочесть книгу «Дни и ночи» и уж наверняка вспомнила бы точно приведенные в книге ее собственные слова на пароме.

Так мы считали. Но вот в 1963 году я готовил книгу о героях войны, которая потом вышла в Политиздате. Для этой книги нужен был рассказ о медицинской сестре или о фельдшере. Я снова вспомнил Викторию из Днепропетровска и стал ее разыскивать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне