Летописцы отцовской любви

В лаз ограды протискивается высокий чернявый парень. В одной руке у него алюминиевый ящик, в другой - штатив. На шее висит фотоаппарат. Нас он пока не замечает.

- Занято! - кричит Иржина.

Парень удивленно поднимает глаза. Опускает ящик и штатив на землю и идет к нам. Красивый. На вид ему чуть больше двадцати.

- Сладенький! - шепчет Иржина.

Приглушенный смех. Девчонки надевают лифчики. Иржина и я - нет.

- Здорово! - говорит он серьезно. - Мне нужно здесь кое-что снять. Не вас, конечно, не волнуйтесь. Не помешаю.

- А почему не нас? - говорит Иржина, выставляя свои маленькие сисёнки.

Девчонки смеются. Я - нет.

Парень поднимает фотоаппарат и наставляет объектив на меня и Иржину.

- Катись ты со свом аппаратом в задницу! - взвизгиваю я, но затвор успевает щелкнуть. Я в ярости вскакиваю, натягиваю майку, бросаю вещи в сумку и делаю ноги. Девчонки кричат мне вслед, но я не оглядываюсь. Пролезаю сквозь ограду, бегу в парк и плюхаюсь на ближайшую свободную скамейку. Реву.

Через минуту он подходит. Вытирает мне слезы с лица.

Приятно.

Я лезу в сумку и молча предъявляю ему свой паспорт.

Писание никогда не было сильной моей стороной, говорю это прямо. С грамматикой в основном проблем не было, но стиль мне не очень давался. Помню только, что каждое сочинение должно иметь вступление, потом как бы само повествование и под конец заключение. И требуется также, чтоб в каждом повествовании была прямая речь, - вот, собственно, и все, что я помню касательно стиля, говорю это прямо. Когда мне нужно написать письмо или какой рапорт подлиньше, это занимает у меня дня два (естественно, я преувеличиваю). Однако Рената утверждает, что это не имеет значения. Я, мол, должен использовать наш совместный отпуск и правдиво описать ее рождение и все, что я помню из ее детства. Естественно, как говорится, я могу попробовать, однако не ждите от меня никакого романа, уж это я однозначно предоставляю сыночку.