Так и вышло. По поднятому под острым углом выпуклому щиту проскрежетала костяная дубина здоровенного тарка. Своё грозное оружие он держал двумя лапами и вложил, наверное, в свой удар всю свою звериную силу. Палица, сдирая волчью шкуру со щита, потянула за собой своего хозяина, оставляя его левый бок незащищенным. Чем не преминул воспользоваться быстрый человечишка. Шеттир жадно впился в левый бок твари, уйдя почти по рукоять. Монстр с рвущим слух рёвом припал на правую ногу. Из его пасти, орошая землю, вырвался поток чёрной крови. Он резко выгнулся, выдирая мощным рывком рукоять меча из руки принца.
Пронзительное чувство опасности заставило сделать быстрый, почти на пределе сил прыжок в сторону. Это спасло от мгновенной смерти. Но всё же резкий скользящий удар по спине отбросил юношу на несколько шагов. Он, не чувствуя сильной боли, находясь ещё в полёте, скорбно провожал взглядом тёмную рукоять верного друга, удаляющуюся всё дальше и дальше.
Ещё один удар по щиту, казалось, отбил левую руку. Саша задохнулся от боли. Он находился в самой гуще звериных тел. Клыкастые пасти, горящие злобой и жаждой крови глаза, когтистые лапы, пытающиеся дотянутся до него – всё перемешалось в один сплошной клубок, центром которого был он сам. Тело действовало отдельно от разума, совершая движения, которые ранее являлись недоступными. Это было похоже на танец. Последний танец…Танец смерти… Но так мнил разум, казалось, смотрящий со стороны на этот бой. Тело же действовало иначе. Оно не собиралось умирать. Жизнь в нём всеобжигающим пламенем разгоралась всё больше и больше. Сила бурлящим потоком поглотила танцующее тело. Оно словно растворилось в ней без остатка, даря необычайную лёгкость вихря.
Одним из мощных ударов с левой руки сорвало щит. Мгновение… и рукояти руг приятно обожгли ладони. Новым зрением юноша видел, как светились клинки ножей ярко-алым светом, как по лезвиям плавали необычные иероглифы.
Вертясь, прыгая, уворачиваясь, Саша чертил ругами страшный узор смерти вокруг себя. Тело с каждым взмахом обретало плавность движений.
Сила равномерно вливалась сверху, растекаясь по телу, которое превратилось в одну неуловимую волну. Она то плавно перетекала с места на место, то, словно гигантский огненный хлыст, взрывалась пронзительной серией ударов. Волновой бой ножей-руг дарил лёгкость и чувство превосходства. Странно: держа в двух руках по клинку, принц чувствовал себя намного лучше, чем только с одним мечом и щитом. Гард говорил, что в один прекрасный день второй клинок попросится в руку – наверное, этот день наступил именно сегодня.
Тарки стали медленными и неповоротливыми. По крайней мере, Саше так казалось. Они неуклюже пытались достать неуловимого врага, так обидно и больно жалящего их.
Руги, словно продолжения рук, плели узоры и вязи из уколов, взмахов, выпадов. Сиреневое светящееся поле, окружающее силуэт принца, постепенно стало обволакивать и ярко-алые клинки руг. Что-то новое и необъяснимое начало происходить с ножами. Они словно две губки впитывали в себя лиловые потоки Силы. Сперва понемногу, будто нехотя, а затем – стремительно. Слияние алого и сиреневого цветов неожиданно дало новый – белый цвет. По мере того как окрашивались клинки в этот серебристо-белый цвет, раны, нанесенные таркам, становились всё страшнее и глубже. Каждый порез или укол белых клинков не просто разрывал плоть мощных врагов, – руги разрушали «энергоструктуру» их тел. Они разрывали то, что уже никто не мог восстановить…
…Олав мчался одним из первых, несмотря на свою ещё не зажившую до конца ногу. Он почему-то сразу поверил словам чужака и, недолго думая, ринулся ему вдогонку. Правда, слово «ринулся» не совсем подходило – он, в сравнении с чужаком, просто пополз, как черепаха из Горных озёр. Тот словно растворился в воздухе – настолько быстр он был. Ещё в палатке, когда чужак отсёк клок волос с дурной башки Варди, Олав понял: всё, что рассказывали о нём – правда. Такой скорости он никогда не видел!
Особого удивления от услышанного приказа о переходе чужака под его командование не было. Он после того боя за воротами уже ничему не удивлялся. И когда очнулся в тёплой норге под присмотром друидов, и когда сам конунг дал ему десяток из сотни стрелков, удивления не было. Раз Творец сохранил ему жизнь, знать, ещё рано ему за Берег. Правда, было чувство, будто стал он другим. Вроде бы и тот же – ан нет. Часто ловил он на себе странные взгляды своих сородичей лоримов. Смотрели на него теперь по-иному. Не так как ранее. Будто не Олав Рысь был пред ними, а совсем другой человек, чужой, что ли. И так это было приметно, что сердце рвалось на части от горькой боли. Только побратимы, – старший Валдо Белоус, да новый, с которым они побратались совсем недавно, Хальви Сова, – по-братски тепло относились к нему.