Летопись

Великий логофет[1] Георгий Акрополит[2] родился, кажется, в Константинополе около 1212 года. Так, по крайней мере, можно заключить по одному месту в его книге. Рассказывая о том, что, по смерти Роберта, латинского императора, в Константинополе в 1228 г., управлявший с этого года Латинскою империею за малолетством преемника и брата Робертова, Балдуина II, титулярный король иерусалимский Иоанн, чрез два года (1230-1231 г.) по вступлении своем в должность регента империи начал войну с греческим императором, Иоанном Дукою, осадой Лампсака, Акрополит вслед за тем продолжает: «В это время мои родители отправили меня к императору (Иоанну Дуке в Никею) из Константинополя. Мне было тогда 16 лет, и я только что расстался с энкиклием, который многие называют грамматикой»[3]. Кто были родители Акрополита, неизвестно. В его книге сохранилось только прямое указание на то, что они принадлежали к знатной фамилии[4]. Император Иоанн Дука и супруга его, императрица Ирина, приняли юношу по-родственному: дали ему помещение в своем дворце, содержали его и занимались им, как родным. Император и императрица были люди очень умные и добрые, высоко ценившие научное образование. И потому, прежде всего они озаботились дать своему питомцу, для которого они решились заменить его вскоре за тем умершего отца, лучшее по тогдашнему времени образование. Математика, изящная словесность и философия обнимали тогда весь круг высшего образования. Лучшим наставником первых двух наук считался некто Феодор Экзаптериг, а последней — Никифор Влеммид. Высшее образование своего питомца император начал с математики и реторики и с этой целью сдал его с рук на руки учителю Экзаптеригу. Речь, которую сказал при этом своему молодому любимцу император, так хорошо обрисовывает светлую личность Иоанна Дуки, что мы не можем отказать себе в удовольствии поместить ее здесь. «Когда мы собрались пред лицо императора, — рассказывает об этом событии в своей жизни сам Акрополит, — он обратился ко мне и сказал: «Этих (товарищей Акрополита по учению) я взял из Никеи, а тебя привел из собственного дома учиться с ними. Докажи же на самом деле, что ты вышел из моего дома, и сообразно с тем занимайся и математикой. Сколько получает годового жалованья воин от царской милости, столько же или еще более, по знатности твоего рода, будет отпускаемо на тебя. А когда изучишь философию, то удостоишься больших почестей и званий, потому что нет в мире людей почетнее царя и философа». Но о первом своем наставнике Акрополит не сохранил особенно приятных воспоминаний. По его словам, это был «человек, не очень сведущий в математике, но красноречивый, потому что долго изучал реторику и приобрел навык выражаться изящно, за что и пользовался большой известностью». Не видно, чтобы этот красноречивый ретор подслужился своему ученику и той наукой, которую сам изучал долго и которой, по-видимому, владел. По крайней мере, в оставшейся нам летописи Акрополита менее всего реторики в известном смысле этого слова. Зато гораздо более глубокое влияние произвел на своего ученика и оставил в нем более благодарное воспоминание о себе другой его учитель — Никифор Влеммид, преподававший философию. Сколько можно судить об этом человеке по беглым заметкам Акрополита и по его собственным дошедшим до нас сочинениям, то это была личность далеко не дюжинная. Аскет и по одежде, и по жизни, он удивлял своих современников сильным умом, резким словом и железным характером. Отмеченный у Григоры случай столкновения его с фавориткой императора, которую он не пустил в церковь, выставляет этого сурового аскета в ярком свете. Но, к сожалению, лучшие стороны нравственного характера Влеммида: непоколебимая стойкость, глубокое уважение к религии, к правде, совершенная недоступность никаким развращающим влияниям и проч. — или вовсе не отразились на его ученике, или отразились как-то односторонне, криво. В трудные минуты жизни и Акрополит обнаруживал замечательную силу воли, но она нередко высказывалась или в капризном упрямстве, или бесчувственности к страданиям других. Зато уроки логики привились к нему как нельзя более. Со стороны умения владеть своей мыслью Акрополит оставляет далеко за собой всех ближайших к себе по времени византийских писателей. И мы, кажется, не ошибемся, если скажем, что этим умением он обязан Влеммиду; по крайней мере, в приемах и технике мысли в сочинениях того и другого есть поразительное сходство. Из своей жизни этого времени Акрополит передает замечательный случай солнечного затмения, подавший ему повод к интересному объяснению с императрицею Ириною. Этот рассказ много говорит в пользу ума, природной доброты и такта этой замечательной женщины. Наши читатели встретят этот рассказ на 73-74 странице нашего перевода. По окончании образования император, верный своему обещанию, повел своего любимца по ступеням должностей и почестей. Во время блистательного похода Иоанна Дуки в Болгарию мы видим Акрополита уже в звании императорского секретаря: он составляет грамматы для покорившихся городов и крепостей и манифесты о счастливых приобретениях императора для его подданных[5]. Такое положение было очень выгодно для будущего историка своего времени, потому что ставило его у самого фокуса, к которому сводились все жизненные силы Византийской империи и все нити ее внешней политики. Насколько воспользовался Акрополит этим своим положением для своей летописи, увидим после. Вдвинутый судьбой в сферу придворной жизни, он не выходил уже из нее до самой смерти. Разлагающее влияние этой сферы выразилось в той гибкости, которую он в последние годы жизни обнаружил в своих религиозных и политических убеждениях.