Летопись 1 (СИ)

  Шум внизу усиливается, моторы набирают обороты, конвертоплан с гулом и грохотом, будто железный дракон, отрывается от земли. Налипший песок куСкэми отваливается с колес, несущие винты бешено вращаются, исчезая из виду, стойки шасси прячутся под обтекателями, машина медленно поднимается. Поток воздуха сносит почву, обнажая камни на дне ущелья. Создается обратная тяга, воздушный поток устремляется вверх по склонам. Алексею Павловичу так поддувает в задницу, что ноги едва касаются поверхности камня. Гул двигателей оглушает, лопасти винтов ревут совсем рядом. Алексей оборачивается – конвертоплан на одной высоте с ним, грузная серая туша медленно идет вверх. Пилот не торопится, ведет машину на малых оборотах – одно неверное движение и конвертоплан может зацепить скалу. Боковые люки откинуты. Наемники тычут пальцами в одинокого скалолаза, видны смеющиеся лица. Похоже, они делают ставки, кто раньше доберется до края ущелья – машина или человек. Алексей понимает, что если он будет первым, его пристрелят и разумнее всего спуститься. Или спрятаться в расщелине. Смеющиеся рожи наемников показались отвратительными, захотелось швырнуть камень в самую гущу радостных лиц. Но тогда точно пристрелят.

   Алексей смачно выплевывает комок пыли и песка. По телу бежит волна бодрости, мышцы вздуваются от прилива энергии. Не обращая больше внимания на конвертоплан и вооруженных наемников, Алексей быстро лезет на вершину скалы. Стены чуть сужаются, образуя отрицательный угол наклона и лезть приходится почти на одних руках. Ноги висят над пустотой. В другое время, при других обстоятельствах Алексей Павлович даже не рискнул бы так карабкаться. Воображение любит играть с нами в злые шутки. Оно рисует страшные картины, во всех подробностях расписывает последствия и незаметно, исподволь лишает нас сил, ослабляет волю, отбирает решимость. Тысячу раз был прав гениальный поэт, говоря, что трусами нас делает раздумье.

  Алексей не думал. Просто лез по стене, даже особо не вглядываясь, за что хвататься. Он чувствовал, где трещина, в которую поместятся пальцы, где выступ, который не обломится под весом тела и о него можно опереться. Руки работали, как рычаги машины, которая ревела моторами и воняла сгоревшим керосином совсем рядом. Солнце изливает потоки горячего света слева, один глаз приходится закрывать или отворачиваться. Довольно неудобно, когда висишь на кончиках пальцев, а до земли сотня метров. Но еще хуже пилоту, которому небесное светило буквально выжигает глаза. Забрало из темного стекла не опустишь – будет плохо видно, а стены ущелья совсем близко, дрогнет рука или подведет глазомер – винты начнут рубить камень и тогда конец всему. Спускаться было проще, пилот вел машину по нисходящей траектории, тормозя корпусом, потом завис, чтобы сбросить десант и лишь после этого опускал машину вертикально.

  Алексей представил себя на месте пилота и едва не рассмеялся – как же хреново сейчас человеку в кожаном кресле, в окружении всевозможных панелей, датчиков и циферблатов! Спина исходит паром, голова в шлеме, как сауне, …опа в луже пота – ну, просто счастливчик!

  Когда до вершины осталось совсем немного, Алексей оглянулся – конвертоплан идет ниже на пару метров, в проеме распахнутого люка нет солдат. Зато стоит тот самый “ангел” в белом костюме. Поток воздуха растрепал укладку, волосы пшеничного цвета мечутся на ветру золотым пламенем, прищуренные глаза горят голубым огнем. На лице нет и тени улыбки, “ангел” серьезен и внимателен, словно увидел нечто необыкновенное или очень важное.

  – Пошел ты! – сквозь зубы произносит Алексей. – Цирк дюсолей ему, видишь ли!