Лето в Михалувке

Справа, на опушке леса, где мы каждый день прощались с заходящим солнцем, ребята построили нечто вроде большого гнезда из веток, камней и песка, выложили гнездо сосновой хвоей, устлали мхом и убрали цветами.

- Аистово гнездо.

- Не гнездо, а ложа, - говорит один мальчик, который бывал в театре, потому что его отец-токарь как-то получил там работу.

Последний закат.

Солнце уже утратило свои лучи, узкое облачко перерезало солнечный диск на две половины.

- Последний закат, - говорят ребята.

Завтра в это время они уже будут в Варшаве, а там не бывает заката. В сумерки на улицах появляется человек с длинной палкой и зажигает безобразные желтые фонари. Человек переходит с одной стороны улицы на другую, всегда бедно одетый, в черном, и лица его в темноте нельзя разглядеть. Это он превращает в городе день в ночь.

А в Михалувке ясное солнце в пурпурных одеждах гасит день и зажигает ночь. Солнце садится все ниже и ниже, прячется за землю и постепенно исчезает: все меньше и меньше кусочек диска.

- Все, - говорят одни.

- Нет еще, - возражают другие.

И вот уже светятся только маленькие искорки...

В этот последний вечер родилась последняя колонистская сказка о последнем закате - странная сказка без конца...

- А может быть, не возвращаться в Варшаву? Может быть, стать парами, взять флажки и с песней отправиться в путь?

- Куда?

- К Солнцу.

Долго придется идти, но разве это плохо? Спать будем в поле, а на жизнь зарабатывать, как сумеем. В одной деревне Гешель сыграет на скрипке - и нам дадут молока, в другой Ойзер расскажет стихотворение или Арон интересную сказку - и нам дадут хлеба. Где-нибудь споем хором или поможем в поле.

Для хромого Вайнрауха мы сделаем тележку из досок и, когда он устанет, повезем его в тележке.

- Мы будем идти долго-долго, будем идти, идти, идти...

- А потом что?

Но тут раздался звонок, сзывающий всех на последний ужин, и сказка осталась без конца...

А утром мы уже были на пути в Варшаву.