Лето перед закатом

– Смотри, что ты сделал с моим платьем, – воскликнула молодая женщина. Мальчик оставил на нем пятна жира, липкого сахара – в момент падения он держал в другой руке леденец, который валялся теперь раздавленный на тротуаре. – Если ты сию же минуту не встанешь и не пойдешь домой, я тебя так выдеру, что ты у меня сесть не сможешь, – наклонившись, прошипела она ему в ухо.

Мальчик медленно поднялся. Мать снова схватила его за ручонку. В это время заплакал другой ребенок. Он плакал не от обиды или злости, а просто потому, что ему было неудобно сидеть и он чувствовал себя от этого несчастным. Плач малыша подействовал на старшего братишку как толчок: охваченный отчаянием, он снова залился горючими слезами и засеменил вслед за матерью, которая крупным шагом устремилась вперед, толкая коляску с одним ребенком перед собой и волоча за руку другого. Когда она поравнялась с Кейт и Морин, те увидели, что у матери такое же несчастное лицо, как у детей. Заметив, что на нее смотрят, она метнула в сторону женщин вызывающий взгляд, недвусмысленно говоривший: не суйтесь не в свое дело.

Она задержала взгляд на Морин – та была в белом платье на пуговицах, с вышитыми по белому полю голубыми цветами; заплетенные в косицы соломенные волосы лежали по плечам. Взгляд, который устремила молодая женщина на Морин – воплощение всего того, что она потеряла, став матерью двух детей, – был полон боли. Глаза ее затуманились, и теперь уже все трое в слезах медленно двинулись по улице.

– Вот о таком вы ни разу не вспоминали, – заметила Морин. – Почему?

Кейт хотела было ответить: потому что ничего подобного у меня не было. Но промолчала, стараясь припомнить, в самом ли деле не было или ей только так кажется.

После некоторой паузы Морин заметила:

– Если бы я стала женой Уильяма, я была бы избавлена от всех домашних забот. Кормилицы, няньки всю жизнь. Может, я в конце концов и остановлюсь на Уильяме. Ведь это очень подходящая для меня партия, верно? Покуролесила несколько лет – и баста, пора и честь знать.

Морин побледнела; вид у нее был больной, никак не вязавшийся с вызывающей броскостью платья. Едва они вошли в квартиру, Морин кинулась к себе в комнату, на ходу расстегивая пуговицы. Вернулась она в темном, более строгом одеянии. Села, откинула голову, прижавшись затылком к кухонной стене, и закрыла глаза. По щекам ее ручьем лились слезы. Но вскоре она умылась, деловито вытерла лицо бумажными салфетками и вышла на улицу.

В ту ночь Кейт увидела свой сон; сразу же, едва сомкнула веки. Стояла все та же вязкая, холодная тьма. Тюлень так отяжелел, что теперь она могла только тащить его по снегу. Она не боялась, что он в агонии или уже умер, – она знала, что он полон жизни и так же, как сама она, полон надежд.

Неожиданно она почувствовала дыхание соленого ветра; соленый воздух наполнял ей легкие. Снегопад прекратился. Свежий, теплый бриз ласкал ей щеки.

Снег под ногами исчез; она ступала по молодой траве, по ярко-зеленой нежной траве с островками темной, мокрой земли. Травяной ковер был как бы вышит ранними весенними цветами. Впереди начинался крутой подъем. Кейт преодолела его и, с тюленем на руках, стоя на небольшом мысе, глядела с высоты на море, переливавшееся солнечными бликами; синева неба, сливаясь с синевой моря, становилась гуще, насыщенней. На прибрежных скалах нежилось в лучах солнца стадо тюленей.

Собрав последние силы, она подняла тюленя как можно выше, чтобы не поцарапать ему хвост, и, еле удерживая равновесие, стала спускаться по узенькой тропинке к морю. Там, с плоского как стол камня, она выпустила тюленя прямо в воду. Он нырнул глубоко-глубоко, так что она на время потеряла его из виду, потом всплыл и, как бы прощаясь, положил голову на край камня; его темные, ласковые глаза не отрываясь смотрели на Кейт, потом он сомкнул ноздри и нырнул в глубину. Море кишело тюленями; они кувыркались, играя, ныряли друг под друга. Мимо нее проплыл тюлень, у которого на боках и спине виднелись шрамы, и Кейт подумала, что это, должно быть, ее тюлень – тюлень, которого она пронесла сквозь столько мытарств и опасностей. Но сейчас он даже не взглянул в ее сторону.

Ее путь подошел к концу.

Кейт рассказала свой сон Морин, и та в ответ заметила:

– Значит, все в порядке, да?

– Наверное.

– Я хочу сказать – для вас все в порядке.

Морин сидела за кухонным столом с таким видом, словно Кейт ее чем-то обидела.

– А ты думаешь, сны несут в себе смысл только для тех, кто их видит? Так ли это?

– Но ведь не мне же все это снилось, – ответила Морин. – Не мне? У меня совсем другие сны. Птичьи клетки, неволя – это по моей части, вы были правы.

Больше она ничего не добавила. Кейт пошла к телефону и позвонила домой, чтобы предупредить своих, что она возвращается завтра. Говорила она с Эйлин, которая во время отсутствия матери вела дом.

– У нас все в лучшем виде, мама, мы отлично справляемся.

Кейт вернулась на кухню.