Читаем Лето на улице Пророков полностью

— Нет, так это больше ни под каким видом продолжаться не может! Смотри-ка, Пнина, до чего я дошла, не могу жить с открытым окном и не могу жить с закрытым. Не сущий ли это ад, когда тебе плохо с открытым окном и плохо с закрытым, и все это случилось со мной только потому, что Проспер Иегуда преставился и некому защитить меня от измывательств польских филинов женушки доктора, которому давно уже следовало вышвырнуть ее вместе со всей ее рухлядью. Но ведь он-то этого не сделает, ведь он — святой, потому что, не будь он святым, он бы не сжалился над этой несчастной тварью и не взял бы ее в жены. Видишь, Пнина, все эти святые в своей великой милости дают в этом мире приют всякой сволочи и позволяют им завладеть целым миром. Да-да. Головная боль уже задела глазной нерв. У меня уже потемнело в глазах. Я уже вижу, что ничего мне не остается, как встать завтра и с утра отправиться в клинику доктора Ландау. Я и так уже должна была пойти к нему, чтобы он вынул мне волоски из глаз. А ты не забудь разбудить меня пораньше и сходить за номерком заранее, а то придется мне сидеть там в очереди целый день среди всего войска персидского и мидийского и вонючих арабов. Так, так, открой его настежь! Мне уже лучше.

И хотя во вновь открытое Пниной окно опять ворвалось фортепьянное стаккато польского филина, госпожа Джентила почувствовала значительное облегчение от самой мысли о завтрашнем походе в «Клинику для глаз», как было написано на воротах больницы доктора Ландау, находившейся тогда на улице Сент-Пол возле полицейского участка. «Все войско Персии и Медиана», как называла она персидских, бухарских и прочих восточных евреев, выходцев из стран, удостоившихся некогда сияния царства Артаксеркса, толпившееся у входа в больницу и теснившееся на ступенях и в зале ожидания, не могло лишить ее священного обряда еженедельного, по меньшей мере, посещения доктора Ландау, каковой она совершала, облачившись в лучшие свои одежды, хранимые исключительно для еще одного выхода — еженедельного визита в дом судьи Дана Гуткина.

<p>Визит старого судьи</p>

Неожиданный визит старого судьи к хозяйке нашего дома госпоже Джентиле Луриа вскоре после того, как она овдовела, внезапно связал меня с убийством, произошедшим в Старом городе на двадцать лет раньше, чем я появился на свет. Судья не знал, что в то самое время, когда он поднял тему давнего убийства, старинный кинжал покоился в ящике моего стола под книгами и тетрадями, и вполне возможно, что старик даже не подозревал о моем присутствии в уголке балкона. Кинжал этот, как уже говорилось, я нашел в подвале нашего дома, где скапливались и гнили лохмотья и ржавели обломки лет. Одна лишь старинная турецкая «шабрия» уцелела из всех разновидностей оружия, изукрашенных седел, ожерелий, серег и прочих драгоценностей, которые старому хозяину дома давали в залог арабы, приходившие к нему за денежными ссудами еще в годы турецкого владычества, когда Иегуда Проспер-бек находился в зените мощи и величия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Чертог разбитых сосудов

Лето на улице Пророков
Лето на улице Пророков

«Лето на улице Пророков» — первый роман лирической эпопеи Давида Шахара «Чертог разбитых сосудов», главным героем которой является Иерусалим. Трудно найти в израильской литературе книги, столь же неразрывно связанные с душой и живой плотью этого уникального города, как книги Шахара, удостоенного за них не только израильских литературных премий, но и премий Медичи и Командора Французского Ордена Искусств — высших наград Франции, присуждаемых за произведения иностранной литературы. За реалистическим повествованием внимательному читателю открываются иные планы и тайные смыслы, коренящиеся в каббалистической традиции, в мистико-символическом видении мира. Таким сложным пространственно-временным конгломератом в действительности и является Иерусалим — одновременно реально осязаемый и неуловимо призрачный город, не поддающийся обобщениям и не подчиняющийся общим законам.

Давид Шахар

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Путешествие в Ур Халдейский
Путешествие в Ур Халдейский

Иерусалим, один из знаменитейших городов мира, все еще представляется нам необжитым и малознакомым. Вся его метафизика по-прежнему сосредоточена где-то за пределами нашей досягаемости: в археологических пластах или в заоблачных высях теологии, плохо поддающейся переводу. Для того чтобы увидеть город, на него нужно взглянуть сквозь страницы любимых книг. Такой, неотделимой от Иерусалима книгой, и является лирическая эпопея Давида Шахара «Чертог разбитых сосудов», вторая часть которой представляется сегодня русскому читателю. Неповторимую прелесть романа составляет напряжение между точностью и достоверностью всех деталей и неоднозначным, фантастичным и детским взглядом на все происходящее. Грезы и пробуждения постоянно сменяют друг друга, оставляя героев и читателей в том абсолютно обманчивом пространственно-временном конгломерате, которым является Иерусалим. Лейтмотивом проходит тема «иерусалимской блажи». Страдающие ею герои, думающие и изъясняющиеся прямыми и скрытыми цитатами из Священного Писания, заняты решением нерешимых задач и приведением в исполнение неисполнимых планов. Только погрузившись в эту стихию, можно приблизиться к подлинному ощущению Иерусалима.

Давид Шахар

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги