Но она уже далеко. Быстрая, как летний ветерок, Мари-Лу бежит по луговой траве.
— Иди, посмотри, Адам! Здесь гнездо с четырьмя птенцами, — кричит она, сунув голову в заросли можжевельника.
Позже мы сидим на отвесном краю обрыва и смотрим на озеро. Отсюда сверху почти не видно волн. Нашей лодки тоже не видно, хотя мы можем окинуть взглядом большое расстояние.
— Интересно, как тут было в бронзовом веке? — спрашивает Мари-Лу.
— Наверное, так же, как и сейчас. И здесь точно так же сидели древние мальчик и девочка.
— Подумать только, они тоже были здесь. Однажды я стану археологом, вернусь сюда и раскопаю эти могилы.
— В них ничего нет, Мари-Лу. Их уже исследовали.
— Это они так думают!
Я смеюсь над ней. Отодвигаюсь немного подальше от края.
— Тебе плохо?
Я качаю головой:
— Ничего страшного.
— Как ты считаешь, насколько здесь высоко?
Я бросаю косой взгляд вниз на каменистый берег. Вижу, как подо мной качаются на волнах несколько крачек.
— Не меньше пятидесяти метров, — отвечаю я.
Я ложусь спиной на траву и смотрю в голубое небо. Через некоторое время чувствую, что Мари-Лу лежит рядом. С нами что-то происходит. Что-то, что я не могу объяснить. Сухая травинка щекочет мне щеку, и я, прищурившись, смотрю на Мари-Лу, нависшую надо мной.
— Ты боишься щекотки? — спрашивает она.
Я качаю головой.
Она проводит травинкой по моему подбородку.
— Перестань! — смеюсь я.
— Ты соврал!
Мы катимся по траве. Я пытаюсь отобрать у нее травинку. Мари-Лу оказывается сверху. Смотрит мне в глаза. А я смотрю в ее глаза, вернее, в глаз. Тот, в который я смотрю, одновременно смеется и полон серьезности. И хотя мы знакомы, мы словно впервые видим друг друга. Время замирает. Или вообще прекращает свой ход. Кажется, между бронзовым веком и настоящим моментом случилось короткое замыкание. Мы — не те люди, которыми только что были. Да нет, мы все те же. Но между нами появляется нечто новое. Мне хочется прикоснуться к Мари-Лу. Я провожу кончиками пальцев по ее щеке, по ямочкам и по губам. Не знаю, зачем я это делаю.
— Я хочу, чтобы мы всегда были вместе, — говорю я. — Обещай, Мари-Лу.
Мари-Лу смеется. Кивает:
— Обещаю, Адам. Навсегда.
Я вырываю рисунок шиповника из блокнота и подписываю внизу листа: «Для Мари-Лу». Протягиваю ей картинку. Она долго смотрит на нее. Затем поднимает на меня взгляд:
— Нарисуй меня, Адам.
Но я качаю головой:
— Не могу, Мари-Лу. Сначала мне нужно многому научиться. Однажды я обязательно тебя нарисую. Обещаю.
— Однажды ты станешь знаменитым, — говорит она.
* * *