- Ах, господин мой, - плаксиво протянул Тонвер (монах не стал называть Ингви "величеством", это было опасно, могли услышать), - что касается справедливости, то всем нам примером блаженный Эннуакин, который равно взимал плату за проповеди и с богатых, и с бедных, голодных и сытых...
- И всегда приговаривал, - вставил Дунт, - дескать, "если я позволю поблажку неимущему, толстосум вообразит, что и ему такое дозволено". Мы, конечно, приглядим за порядком, но и пожрать бы не мешало. Все-таки мы - не имперская пехота, чтоб ограничиваться одной только сельдью.
Карикан помалкивал, но его нетерпение было настолько заметно, что Ингви с трудом сдерживал улыбку. Сказать откровенно, и ему было невтерпеж, очень уж хотелось поглядеть, какой будет встреча отца с сыном, да и вообще, как выглядит дитя Счастливчика.
- Ладно, - махнул рукой король, - мне недосуг с вами препираться. Помните о моем заклятии, и ведите себя примерно. Ваше благонравие будет вознаграждено. Не сомневаюсь, вы сумеете отыскать в "Серебряной легенде" немало примеров, говорящих в пользу терпения и воздержания.
Лотрик напоследок велел матросам сидеть смирно и не пытаться сбежать.
- Ничего, ничего, - успокоил шкипера Тонвер, - мы запрем всех в трюме.
- Чтобы не было соблазна сбежать, - подтвердил Дунт, - сбежать и сгинуть в мучениях из-за колдовских чар.
Ингви строго оглядел монахов, потом кивнул. Когда честная компания покинула судно, и монахи убрали трап, демон простер руки к "Одаде" и пробормотал магические формулы, по леерам пробежали сполохи, вдоль борта загорелись зеленоватые огоньки. Это заклинания Ингви заготовил заранее, и теперь только привел в действие. В сумерках волшебное свечение смотрелось достаточно эффектно.
Уходя, он расслышал за спиной:
- Как ты думаешь, он не пошутил насчет мучительной смерти тому, кто сбежит?
- Наверное, пошутил. Но проверять я не стану.
Демон удовлетворенно хмыкнул - он не ошибся в монахах. Скептический настрой и здравомыслие уберегут их от необдуманных поступков. А Древо останется под надежной защитой.
ГЛАВА 17 Феллиост
Поутру над Великой встал туман. Солнце еще не успело взойти, и волны казались черными. Широкие и плоские, они плавно перекатывались, медленно приподнимали водную гладь. В больших городах после дождя по улицам дребезжат черные ручьи, но их цвет - от грязи, от суеты и мелочности повседневной жизни. Вздохи темных вод Великой навевали мысли о вечности, о незыблемом и неизбывном течении бытия. И поверх черных вод струился туман.
Когда над зубчатой кромкой леса показался розовый раздутый шар солнца, туман рассеялся и исчез. Воды Великой стали менять цвет, приобретать зеленоватый оттенок. И лишь в одном месте длинный мягкий клок тумана медленно полз против течения, по краям он истаивал, распадался широкими плоскими хлопьями, но белесые клубы снова и снова приподнимались над водной гладью, колыхались, текли и расходились над Великой. Полоса дымки медленно ползла вдоль левого, феллиостского берега на восток. Глухо, словно сквозь слой ваты доносились из тумана скрип уключин, негромкое ржанье и храп лошадей, металлический лязг. Северного, принадлежащего эльфам, берега эти звуки не могли достичь, а южный оставался пустынным. Полоса тумана добралась до излучины, поползла вправо, следуя изгибу берега. Поднялся ветерок, зацепил лохматые клочья у края туманной полосы, потянул над быстрыми водами. Дымка свернула от берега, обходя отмели... Впереди показались вешки, которыми местные рыбаки отметили, где натянуты сети. Здесь берег немного отступал, а вдоль залива вытянулась рыбацкая деревушка. На плоском берегу лежали черные просмоленные челны.
Две лодки тихо покачивались на волнах, одна казалась пустой, в другой торчала согнутая фигурка рыболова. Полоса тумана подползла к ним, нависла. Тот рыболов, что не спал, осторожно привстал, его челнок закачался в зеленоватой воде. Мужчина осторожно окликнул приятеля, над бортом поднялась лохматая голова. Человек вгляделся в белесую дымку, послушал мерный плеск, доносящийся из серой пелены, охнул. Оба стали спешно отвязывать лодки, но не успели - полоса мглы накрыла суденышки с всполошившимися рыбаками, поглотила их. В серой мути проступили темные силуэты судов...
Туман скрывал плоскодонные речные браки, перевозящие людей, оружие и боевых коней. Хотвиг, маркграф Приюта, всегда считался человеком нелюдимым и неуживчивым, и на время военных действий не отказался от своих привычек. Он задумал действовать на собственный страх и риск и, когда стало известно, что союзники уже выступили на юге, посадил три сотни воинов на барки, и двинулся водным путем. Милостью Гунгиллы, на реке лес не растет, и, стало быть, нет опасности повстречаться с некими эльфийскими хитростями. Ночью флотилия вышла к феллиостскому берегу и, держась левой стороны Великой, устремилась к месту предполагаемой высадки. Когда стало светать, маг маркграфа Ирстет Медвежья Шапка наколдовал туман, под прикрытием которого войско миновало добрую треть захваченного неприятелем побережья. Их никто не заметил.