Летящий и спящий (сборник)

— Конечно, меня, как и вас, волновали и тревожили все эти стычки, — продолжал барон. — Я подумал, может быть, возможно примирение. Для начала я решил проникнуть в главную крепость кубов. Высокая стена, представляете, десять метров в кубе с каждой стороны, посередине гигантский квадрагон. Проникнуть туда совершенно невозможно. Но, как известно, я славлюсь своей изобретательностью. К тому же шары вели осаду и обстрел крепости. Старый проверенный способ. Я вскакиваю на ядро и приземляюсь прямо на кровле квадрагона. Я побывал там всюду, даже не очень прятался, кубы не обращали на меня никакого внимания. Один — раззолоченный — даже передвинул меня — поближе к столу, как торшер. Чтобы ему было светлее. Ну что ж, к чему скромничать, мои светлые мысли могут освещать довольно просторные помещения. Итак, я светил на низкий квадратный стол, вокруг которого столпились высшие чины. Там воздвигались и рассыпались одним мановением пестрые причудливые сооружения. Я сразу понял: вот она, главная стратегическая ошибка! Они играли в кубики! А надо было — в биллиард или в крокет. Тогда бы их молотки могли расколотить противника в прах.

— А что же в штабе шаров? — поинтересовался я.

— Какой это штаб, просто кегельбан. Нет, война не кончится никогда, потому что каждый играет в свою игру, — вздохнув, заметил барон. И тут же снова шарахнулся, пропустив пролетающий шар.

— Может быть, нужно им объяснить! — загорелся я.

— Куда вы? Вы же трехмерный! Сюда нельзя! — закричал барон, выставив перед собой тонкую шпажонку.

Но я уже очутился с ним рядом. Я прыгнул, как из кинозала на экран. И поплыл, колеблясь. Казалось, ветерок подхватил меня и несет, бумажного, плоского такого.

— Но я уже тут. Я всегда подозревал, что настоящий я — на бумаге.

— А, наделаете вы дел! — с досадой произнес барон. — Прощайте, глупец. Я удаляюсь, хватит с меня, лечу к туркам. — И, резво вскочив на пролетающий черный шар (вспомните ядро!), он унесся — такой носатый силуэт в треуголке — очевидно, в сторону Черного моря. Хотя кто знает, в какой оно там стороне.

Я не стал догонять его. На меня надвигался куб, здоровенный, как контейнер или холодильник, белый и совершенно тупой. Странная мысль, я выставил навстречу свой лоб — тоже куб в своем роде. Мы столкнулись с лязгом. Как тормозные тарелки двух товарных вагонов.

Это было состязание, достойное даже высокочтимого барона. Гладкий ледяной куб давил на меня всей своей тяжестью, мой лоб трещал. Я, конечно, не поддавался, мысли мои стали смерзаться от холода. «Так я недолго продержусь», — уже с некоторым трудом подумал я. Живость и теплота покидали меня.

Что это? Чувствую, сзади заметно потеплело, стало совсем горячо. Понял, это приблизился шар, обдает жаром пониже спины.

Представляете, с одной стороны я поджариваюсь, как на сковородке, а с другой превращаюсь в ледяной кубик для коктейля.

Ситуация, достойная барона. Естественно, я взмолился из последних сил к его имени, к его изобретательности. И он послал мне спасение, я вспомнил историю — про льва и крокодила.

Молниеносно я выскочил из картинки и шлепнулся в свое кресло.

Они тут же аннигилировали — куб и шар. Словно крокодил и лев, они пожрали друг друга. После этого картинка почернела. Мутный пейзаж какого-то современного города, возможно, Нью-Йорка или Бразилиа.

АНГЕЛ АЛЕКСЕЙ ИОАНОВИЧ

1

Прежде меня ангелом Алешей звали. Это потому, что мой подопечный был еще мал. Такой бойкий мальчик был, нипочем не уследишь. То на подоконник залезет, потянется к облаку, похожему на птицу, то за мячиком на дорогу побежит, только успевай его подхватывать. Как нарочно. Не иначе судьба ему была — в младенчестве уйти. Не дал я. Нравился он мне — Алеша. Вот он и вырос такой рисковый.

В детстве видел меня Алеша. Один раз — когда на подоконнике висел на страшной высоте над шумной улицей, в другой раз — когда корью болел. А потом уж я ему не показывался.

Теперь я взрослый ангел, ангел-хранитель, Алексей Иоанович Чижов — мое полное имя. Невелик чин, ну да ведь у нас не так, как у вас, не по чину чествуют, а по светоносности. Кто больше несказанного (у вас и слова-то такого нет, назовем его добросветом), так вот, кто больше этого добросвета излучает, тому и почет.

Из нашего мира сияющих сущностей перехожу в ваш мир грубых материй, как — и сам толком не знаю. Слышу, зовет — и я уже здесь, над плечом его обычно.

2

Посмотрите моими очами на материальный мир, и вы страшно удивитесь. Все скошено, скособочено и как-то смазано, вроде не важно это, и существует так, между прочим. У людей и животных ярко видны глаза и ноздри, губы. Так художник Филонов видел, пожалуй. Кстати, есть картины в музейных залах: краски громко гремят, а книги, рукописи — так просто облако клубится, и лица сквозь облако светятся. Библия в доме была. Откроет ее бабушка Чижова, так оттуда куски пламени на паркет падают и песком метет. Смотреть страшусь. А ей, бабушке, и невдомек, тычет сухой палец в жидкое пламя, губами шевелит — ничего не понимает.