У Бахтина и Соколова не было детей. Они были молодыми двадцатипятилетними парнями, посвятившими свои жизни суровой и нелегкой работе астролетчиков. У каждого из них на Земле оставались отцы, матери, братья, сестры. У Ожегова, кроме Икара, не было никого.
И Ожегов обратился в Совет Покорения Космоса с просьбой разрешить ему включить Икара в состав команды звездолета. Сборка «Малахита» должна была еще продолжаться около года. Андрей Дмитриевич знал, что за эти годы он сможет многому научить мальчика, подготовить его к предстоящему полету.
Совет Покорения Космоса, учитывая выдающиеся заслуги Ожегова, разрешил ему в порядке исключения взять сына с собой.
После пятимесячной тренировки Андрей Дмитриевич привез Икара в лунную колонию, а вскоре взял его в первый рейс «Земля-Марс».
Когда-то Икара звали просто Игорем. Новое имя ему дали астролетчики — друзья отца в память об отважном сыне легендарного Дедала, устремившемся к Солнцу. Сперва Игоря назвали Икаром шутя; а потом привыкли. Все, даже отец.
Андрей Дмитриевич в душе гордился сыном. Икар рос смелым, не по возрасту смышленым парнишкой. Окруженный сложнейшими механизмами и приборами, он пытливо присматривался к ним, незаметно усваивая основы науки звездоплавания. Астронавты, тосковавшие по своим семьям, по своим детям, которых они не видели годами, отцовской любовью полюбили мальчика и, как могли, опекали его, готовили к трудной, но героической профессии.
Когда на стапелях космодрома заканчивалась сборка «Малахита», части которого на Луну доставляли грузовые ракеты, Икар в легком скафандре облазил на нем все закоулки.
Сборщики шутили, что мальчик радуется предстоящему путешествию больше, чем все остальные члены экипажа, вместе взятые.
Со времени старта «Малахита» прошло около пяти лет. Глядя на сына, Ожегов с мягкой улыбкой подумал о том, как он подрос и возмужал. Он ласково взял руки Икара в свои ладони.
— Сейчас мы выйдем и осмотрим останки «Малахита», — сказал Андрей Дмитриевич. — Раньше это сделать было нельзя — дозиметры отмечали, что мы, как хвост, тянем за собой жесткие излучения, возникшие от взрыва двигателей и запаса горючего. Наши скафандры их не выдержали бы. Сейчас радиация ослабла. Одевайся! Когда вернемся, подумаем, что делать дальше.
В шлюзовой камере отец и сын быстро надели скафандры, снабженные портативными радиостанциями и крохотными реактивными двигателями для перемещения в безвоздушном пространстве. Ровно загудели насосы, отсасывая из шлюзовой камеры воздух, мотор бесшумно отодвинул тяжелый люк, и по легкой металлической лесенке они вышли на площадку верхнего обзора своего корабля, вернее, того, что от него осталось.
Черная космическая ночь окружала их.
Где-то там, вдалеке, ярко сверкали звезды Омеги, словно драгоценные камни, вкрапленные в черный бархат. Отсюда их можно было видеть невооруженным глазом. Левее клубилась, пересыпанная крохотными звездочками, спиральная туманность, уходящая к центру Галактики. Мир безмолвия, враждебный мир жестокого холода раскинулся вокруг на миллиарды километров.
Икар невольно вздрогнул. Маленьким, обреченным на гибель показался он себе перед головокружительным расстоянием, отделявшим их от родной Земли, перед всеми препятствиями, лежавшими на этом пути.
Вдруг внимание мальчика привлекла необычайная звезда, горевшая совсем недалеко, у самого края чуть светящейся полосы, охватывавшей всю северную часть неба. Звезда горела пульсирующим, неровным светом. Время от времени из нее вырывались огненные вихри. Какое-то мгновение они спиралями вписывались в небо, а затем бессильно падали на звезду, взметая фонтаны крупных искр. На карте звездного неба, на которую Икар взглянул перед выходом из звездолета, этой звезды не было.
— Что это за звезда, отец? — крикнул он в микрофон.
— Это все, что осталось от нашего двигателя и запасов горючего, — услышал мальчик в наушниках глухой голос отца. — Эту звезду мы, к несчастью, зажгли сами, сейчас там происходит цепная ядерная реакция колоссальной мощности.
Андрей Дмитриевич включил прожектор, укрепленный на скафандре. Широкий луч света вырвал «Малахит» из черноты вечной ночи. И только помня о том, что Икар слышит каждый его вздох, командир сдержался и не вскрикнул от горя, охватившего его.
Силой взрыва шестидесятиметровое сооружение высотой с трехэтажный дом, в котором размещались главный и вспомогательный двигатели, вместе с трехсотметровой соединительной трубой было отрезано, словно бритвой. От корабля осталась только собственно ракета — помещение для экипажа, лабораторий, приборов — сорокадвухметровая сигара девяти метров в диаметре с днищем, увенчанным вздыбившимися волнами расплавленного, разодранного металла. При взрыве металл намертво заклепал выход из корабля в соединительную трубу, автоматические затворы шлюзов не допустили вторжения холода безвоздушного пространства.