Лети, Икар!

Нападавшие значительно превосходили пигмеев ростом. Кожа у них была светлее, размеры туловища, рук и ног пропорциональнее. Вооружены они были двухметровыми дубинами, утолщавшимися на конце. Стремительно вращая их, они опускали это грозное оружие на головы своих противников.

Несколько минут в ущелье ничего нельзя было разобрать. Все сплелось в клубок воющих, качающихся, рвущих друг друга тел. Словно в калейдоскопе промелькнул перед Ожеговым светлокожий гигант, взмахом палицы раскроивший голову пигмею и павший от копья другого, пронзившего его насквозь; пигмей, поваливший своего противника и тянувшийся длинными руками к его горлу, а рядом — еще один пигмей, извивающийся от страшной боли на каменистой земле.

Потом из сумятицы борьбы Ожегов выделил высокого, широкоплечего и, по-видимому, еще молодого воина и начал наблюдать за ним, стараясь не выпускать его из вида.

Ростом юноша, пожалуй, не уступал Ожегову. Лицо его, широкое, скуластое, с низким, чуть скошенным лбом, переходящим в широкие надбровные дуги и оттененным шапкой густых черных волос, в которые были воткнуты длинные перья, казалось возбужденным борьбой. Большие глаза внимательно осматривали поле битвы. Неутомимый, он успевал всюду, где его соплеменникам приходилось туго, и палица его, словно молния, крушила пигмеев.

Сражение длилось менее получаса, а Ожегову казалось, что уже десятки часов наблюдает он за ним. Окончилось оно так же внезапно, как и началось. Все пигмеи были уничтожены. Предсмертные стоны искалеченных, умирающих людей, подхваченные эхом, возвестили о победе пришельцев.

И опять Ожегов увидел юношу, которого было потерял в догоравшей схватке. Осторожно обходя раненых врагов, он приблизился к нему, широко развел руки в стороны и скрестил их над головой. Все воины, оставшиеся в живых, в немом безмолвии повторили его жест.

«Вот и начала действовать легенда о моем божественном происхождении, — подумал Ожегов, обрадованный встрече с несомненно более высоко организованными существами. — Значит, они спасли свое божество? Ну что ж, пусть пока будет так».

Ожегов приподнялся, но снова упал на камни. И только тогда юноша увидел лианы, опутавшие его. Разбив два камня, он острым краем перепилил их. Андрей Дмитриевич встал на ноги. Вождь, а по тому почтительному вниманию, которым был окружен юноша, Ожегов решил, что это вождь, что-то сказал ему звонким, чистым голосом. Но язык Андрею Дмитриевичу был незнаком.

Тогда вождь указал Ожегову на выход из ущелья и что-то крикнул своим воинам. Они окружили Андрея Дмитриевича плотным кольцом, подобрали своих раненых и, оставив ущелье, над которым уже кружили стаи хищных птиц в ожидании добычи, быстро пошли вперед. Увлеченный движением толпы, Ожегов пошел вместе с дикарями.

На ночь отряд остановился в огромной базальтовой пещере на самом берегу малинового озера. Волны с мягким шорохом перекатывали гальку у самого входа в нее — узкой извилистой норы, загроможденной острыми уступами. Еще засветло воины натаскали хвороста, охотники, посланные вождем, вернулись, тяжело нагруженные добычей. И когда густая тьма закупорила проход из пещеры, в центре ее уже пылал большой костер, освещая угрюмые, цвета светлой меди, лица дикарей.

Костер разжигал вождь. Из сумочки, прикрепленной к левому бедру, он достал два плоских камня, с силой ударил ими, и рой искр обрушился на мелко искрошенный серебристый металл, который Ожегов уже видел минувшей ночью. Металл начал тлеть и вскоре, раздуваемый могучими легкими людей, вспыхнул трепетным огоньком.

Ожегов с интересом наблюдал за тем, как дикари разделывали острыми каменными пластинками добычу. Огромный бык, с короткими, толстыми, словно столбы, ногами и вытянутой далеко вперед клинообразной мордой, был разрублен на части там, где его убили охотники. Сейчас воины отрезали длинные тонкие полоски и поджаривали их на жарком пламени.

Несколько, видимо, наиболее лакомых кусков вождь сам вырезал из части туши, лежавшей перед ним, поджарил их и протянул Ожегову, сидевшему у огня на плоском камне. Когда Ожегов отрицательно покачал головой, вождь, с недоумением посмотрев на него, отложил мясо в сторону, снова скрестил над головой руки и сам принялся за еду.

Среди дикарей было немало раненых. Сейчас, поев, они замазывали кровоточащие раны какой-то темной, плотно присыхавшей к телу массой. Андрей Дмитриевич вспомнил о корабельной аптеке и пожалел, что не захватил с собой никаких медикаментов — как быстро и легко мог бы он сейчас облегчить страдания своих новых друзей!

Пиршество окончилось, и утомленные битвой и тяжелым переходом дикари легли у костра ногами к догорающему огню и уснули. Только часовые у входа бодрствовали. Сжимая в руках легкие дротики и переступая с ноги на ногу, они упорно, боролись с дремотой, настороженно прислушиваясь к черной тишине, царившей за входом.

Ожегов, положив под голову плоский камень, на котором он сидел, тоже прилег, но не у костра, а в дальнем углу пещеры. Убаюканный негромким шорохом волн, доносившимся от озера, он вскоре уснул.