Лётчик и девушка

Вот провезли на скрипучей каталке крепкого, ухоженного мужчину средних лет. Лиза, тонким туманом повисшая под потолком коридора, протянула к нему одну из бесчисленных прозрачных рук… Зовут Серёга, делал ремонт, упал, сломал позвоночник… Над ним, держа его за руку, шла женщина, жена, обезумевшая от горя и все равно прекрасная. Упрямая, отважная любовь горела в её глазах. Но Лиза против собственной воли окуналась глубже и видела, что на самом деле поддерживает красивую женщину в её беде. Наконец, наконец она чувствовала себя главной! Сильной, властной хозяйкой, а не кошечкой на коленях мужа. Не покомандовать ему больше, теперь она его опекунша…

И ходил-ходил вдалеке бедный дедушка, бородатый и оборванный, но чистый, ничего не понимал, только просил отвести его в туалет. Всем было не до него. Лиза хотела ему помочь, но она сама не знала, где тут туалет, а когда встала поискать, обнаружила, что стены вокруг неё кренятся, лампы вращаются, и сама она мало что понимает – где она, кто она? – и заплетается у неё язык… Она насилу вернулась на стул и вцепилась в него. Дедушка всё просил вдалеке жалобно, как ребёнок, а потом уже ходил в мокрых штанах…

…Лиза видела много муки. Её сердце отзывалось всякой чужой боли, было полно своей. Но эту боль причиняли люди: друг другу или сами себе. В ней всегда был кто-то виновен, и от неё всегда можно было избавиться. Но здесь была и боль, возникшая случайно, без повода, из несчастливого стечения обстоятельств – и ещё из чего-то немыслимого, что даже медиум едва мог почувствовать и не имел сил назвать.

Текли минуты. Из дальней двери показались две женщины. Выжившую из ума старушку лет вела под руку дочь, сама уже старая, горбатая карлица… У Лизы в горле встал ржавый ком. Она была невидимым облаком, но даже облако уже таяло, перерождаясь в самодостаточный орган чувства – и она чувствовала и знала всё. Всю их жизнь напролёт. Интеллект у карлицы тоже был сниженный, но не из-за деменции, а с рождения: лёгкая форма дебильности. Мать и дочь шли и тихонько переговаривались. Эндокринолог велел старушке ограничить потребление сахара. «Сладкое, говорю, ограничить!» – прикрикнул он, раздосадованный, отчаявшись что-то ей втолковать.

– Граничи-граничи… – говорили друг другу старушки, кивали и улыбались, – граничи-граничи…

И тогда Лиза испугалась.

У нее уже не было сил сострадать. Она испугалась за себя. Ей предстояло окунуться в сознания этих страшно несчастных, неизлечимых, безнадёжно неполных людей. И ей нужно было сохранить здравый рассудок и способность действовать! Что, если Марта Андреевна придет сейчас?…

Старушки шли медленно-медленно: у одной были больные ноги, второй мешал горб. Они льнули друг к другу, улыбались и переговаривались – одним-единственным словом, одной интонацией. Граничи-граничи…

«Господи! – безмолвно закричала Лиза, – зачем Ты это делаешь?» – и ещё: «Ма, почему ты оставила меня здесь?!»

…И руки Ма легли ей на плечи. Только в этот миг Лиза поняла, какая её колотит дрожь. Она едва владела собственным телом. Немудрено: только что её тела для неё не существовало… А Ма стояла над ней спокойная, как каменная баба. Она была в белом халате, на сгибе локтя висел второй.

– Идем, – невозмутимо сказала Ма.

Подождала секунду, подняла Лизу за плечи и сама одела её в медицинский халат.

Марта Андреевна припасла и бахилы, и одноразовые чепцы – достала их из карманов уже у дверей отделения. Всю дорогу она держала Лизу за руку, и та почти успокоилась. «Ты не переживай, – бурчала Ма себе под нос, – это я виновата, старая дура. Совсем очумела. Бросила тебя там. Прости меня, Лизка, пожалуйста». Лиза не могла ответить. Больше всего ей хотелось уткнуться носом в плечо Ма, в кусачую шерсть малинового её свитера, и посидеть так. Но времени не было.

Вдоль стены коридора тянулся ряд жёстких стульев. Лиза села и стала натягивать бахилы. Ма плюхнулась рядом. Некоторое время Лиза слушала её смешное, родное пыхтение. Она знала, что её утешают, и не могло быть утешения лучше…

Из-за угла показался папа Петя. Он вёл с собой маленькую исплаканную женщину, бесцветную от горя. Лиза на мгновение подняла взгляд. Женщину звали мама Ксюша. Окунувшись в её сознание, Лиза так обрадовалась, что даже не заплакала вместе с ней. Мама Ксюша тоже оказалась хорошей. Хорошие, настоящие папа и мама! Их мальчик никогда, никогда не стал бы медиумом. Прежде чем случилась беда, они были счастливой семьёй, и значит, оставалась всего пара часов работы Лизы и Ма до того, как они снова станут счастливыми.

Лиза улыбнулась.

– Здрасте, – сказала Ма. – Пётр Палыч, вы представьте меня, что ли.

– Это Марта Андреевна, – с готовностью сказал тот и шепнул жене: – Ксюх, ну что ты. Не плачь. Вот человек же…

– А это Лиза, – продолжала Ма жизнерадостно, словно не видела слёз. – Медиум-медсестра. Лучший специалист! Мы сейчас пойдём, посмотрим, Лиза поработает. Вы сядьте, сядьте. Вы ей расскажите, что случилось.