– Правда, скажу тебе честно. Я совсем потерял вкус к куреву. Как ты там сказал? Кто раз услышит эту сладенькую песню, тот становится сам не свой. Всё верно. Значит, ты тоже слышал эту небесную музыку и ловил самый убойный на свете кайф? Значит, видел лиловые грёзы наяву, чуток будущего, чуток настоящего?
Рэпер кивнул.
– В курсе, сколько нас?
– Нет. Знаю только, что мы вроде проводников, посредников. Между ними, – он кивнул в сторону лежащего неподалёку от Азора тела в полицейской форме, – и тем, что находится на небе.
– Тем, что находится на небе… – рассеянно повторил кинолог, ступая на зажжённую сигарету носком ботинка-берца. – Знаешь, что между нами за связь? Мы, что ручьи, которые впадают в небесное озеро. Мы кормим его, а оно – нас.
– Знаю, только…
– Только что?
– Что будет, если оно исчезнет, рассеется так же внезапно, как появилось? Ты думал об этом, чувак?
Кинолог нервно поправил тесный воротничок на куртке.
– Думал. И сейчас думаю. План у меня один – веселиться, пока можно. Миру и так конец. А нас
Красный гигант набычился:
– На какое-то время хватит. Но пассажиры и сейчас уже на последнем издыхании, а как только большая часть их уснёт, нам придётся искать новых. Вот я и говорю, не поехать ли в город?
Семён Боярчук, посмотрев на небо за прозрачными стёклами, как будто ждал, что оттуда посыплются молнии, произнёс сдавленным голосом:
– Нельзя. Оно сказало мне ждать здесь.
– Оно… с тобой говорило?
Кинолог затравленно огляделся. Его глаза вдруг закатились и окрасились лиловым, лицо побледнело, щёки втянулись, и он заговорил чужим тоненьким голоском:
–
Красный гигант отступил на шаг:
– Что ты несёшь?
–
– Какие ещё другие? – почти вскрикнул рэпер.
Лицо кинолога жило своей жизнью. Он то морщился, то вскидывал руки. Азор вскочил на лапы и звонко залаял. Высокий голосок из глотки Семёна Боярчука запищал с новой силой:
–
Кинолог покачнулся, и рэперу пришлось удержать его за плечи, чтобы тот не рухнул на пол.
– Что, что? – инструктор удивлённо заморгал, его глаза снова стали бесцветными, серыми. Он отстранился от объёмного живота гиганта.
– Ты был в трансе, чувак! – восхитился МС Бескрайний. – Прям как в ужастиках: закатил глаза – и давай вещать.
Кинолог посмотрел на Азора, который уже не лаял, только утробно рычал.
– И что я говорил?
– Какую-то чушь, если честно. Про каких-то «других» и про то, что за ними нужно следить.
– Ясно, всё ясно.
Рэпер поморщился.
– Ясно? А по-моему, ни черта!
Семён Боярчук, или кем он там был, усмехнулся, разгладил пальцем жиденькие усы.
– У нас будут гости. Нужно всё подготовить.
– А что делать с псом?
– Оставить в покое. Пусть наблюдает и учится.
И Азор впервые за шесть лет службы остался один в опустевшем главном зале, где он никогда не появлялся без поводка и не позволял себе без команды отойти на шаг от хозяина.
Когда двое мужчин, с которыми его теперь связывали невидимые нити, ушли, Азор наклонил голову и поднял уши. Полицейский, лежащий рядом с брошенными чемоданами, ещё слабо дышал. Его глаза были закрыты, обмякшее тело не двигалось.
Прежде Азор подошёл бы и лизнул упавшего человека в лицо, чтобы тот пришёл в себя, проснулся, но теперь всё изменилось. По нервам человека бежала чистая прохладная энергия, пёс ощущал это, как зверь, ищущий в жаркий полдень родник. И жажда, которую он теперь чувствовал, не могла утолить ни свежая вода, ни ласки хозяина.
Азор втянул ноздрями запах лежащего человека, коснулся ноги влажным кончиком носа. Из него уже пили – источник был наполовину пуст. Но в нём ещё оставалось достаточно, чтобы унять жажду.
Не замечая, как облизывается и поскуливает, не видя, как под шерстью вспыхивают лиловым кровеносные сосуды, пёс начал пить эту чудесную живую энергию.
Азор – верный сторожевой пёс, встречавший звонким лаем звук шагов хозяина, скрежет ключей в замке вольера, лизавший его волосатые пальцы, готовый умереть за него и за его друзей, тайком, прижав уши, как вор, лакал человеческую силу – самые сладкие, самые вкусные остатки жизни, спрятанные под оболочкой. Его собачий ум ещё терзала совесть, горячий стыд домашнего питомца, но с каждым глотком прошлое всё плотнее затягивалось мглой и всё сильнее становилась жажда…