Летаргия 2. Уснувший мир

– Если бы Икар послушался отца и не взлетел так высоко, солнце не расплавило бы воск на его крыльях, – мечтательно проговорил Вешников. – Мне всегда было жаль беднягу.

– Давайте без мифологии, – поморщился эколог и, подняв брови домиком, повернулся к девушке. – Кира, не будем торопиться, просто поднимемся на борт и осмотримся.

– А потом? Что потом? – Кира так резко взмахнула руками, что дверь, которую она удерживала плечом, соскочила и захлопнулась.

Она сразу же дёрнула за ручку, но дверь не поддалась.

– Прелестно, – ухмыльнулся Логарифм. – Нам всё равно искать другой вход. Тёплых курток мы не взяли. Всех приглашаю на борт!

– Всё не так просто, – подал голос Тым, который, пока все спорили и обсуждали древнегреческие мифы, успел осмотреться и теперь стоял возле сетчатой ограды. – Замок крепкий-крепкий.

Он звякнул тяжёлой цепью, которая висела на стойках ворот. Только теперь Кира заметила, что они за решёткой. Вернее, ограду она видела и раньше, но почему-то пребывала в полной уверенности, что ворота не закрыты и они прямо из коридора выйдут на лётное поле. Так оно и подразумевалось, но терминал номер пять отличался от прочих. Изначально он представлял собой обычный выход, через который пассажиры, предъявившие посадочный билет, проходили на посадку. У входа их ждал автобус, они садились в него и ехали к трапу самолёта.

Так было прежде, но с недавнего времени пятый терминал не использовался по назначению. Об этом свидетельствовали высокие кубические контейнеры, стоявшие у ограды. Собственно, сама решётка здесь была как будто лишней. Она образовала продолговатый дворик, задней стеной которого являлось само здание аэропорта.

– Мы что, заперты? – недоумённо огляделся Вешников. – Но как же Ева? Она там, внутри, одна.

Он бросился к двери, нажал на ручку раз, другой. Но тяжёлая дверь не сдвинулась с места.

– Без паники, – остановил его монах. – Если что, перелезем через забор.

Ануфрий посмотрел наверх, и его рот открылся. Решётку опоясывала шапка из колючей проволоки.

– На колючую проволоку можно накинуть куртку! – пришёл ему на помощь Вешников и тут же сник.

Все они были одеты достаточно тепло для зала аэропорта, в свитера и толстовки, под которыми как минимум у троих было надето термобельё. Они бы не замёрзли, даже если бы совершили короткую прогулку до самолёта. Но никто из них не готовился к тому, что придётся долго стоять на пронизывающем зимнем ветру. К тому, что дверь захлопнется и они попадут в западню.

«Никто из нас вообще не верил, что удастся найти подходящий самолёт», – поняла Кира и расхохоталась.

То ли от холода, то ли от всего пережитого, её смех прозвучал нервным колокольчиком в холодном воздухе.

Мужчины непонимающе переглянулись.

– Группа выживших погибла от холода, – вытирая слёзы, проговорила Кира. – А вернее, от глупости. Род гомо сапиенс обречён. Это точно.

Логарифм мрачно усмехнулся. Монах потёр лицо ладонями. А Вешников, глядя то на одного, то на другого, вдруг начал хохотать, хрюкая и хватаясь за живот.

И хотя со стороны лётного поля дул ледяной ветер, им на минуту стало теплее.

Только Тым не смеялся. Он стоял возле одного из контейнеров и, не моргая, глядел на что-то перед собой. Что-то, что видел из своего угла только он.

Увидев его лицо, Кира прикусила язык, громко икнула.

– Я говорила вам, что это добром не кончится. Не нужно было… Ик! Не нужно было заходить в пятый терминал.

Лица её спутников почти одновременно застыли, напряглись. Они услышали то же, что и она, – низкое утробное рычание.

– Не двигайтеся, – прошептал Тым. – Он меня заметил.

Никто не шевельнулся. Никто, кроме Ибрагима Беркутова. Врождённое любопытство доцента, которого студенты, да и не только студенты, за глаза называли Логарифмом, заставило его почти бессознательно шагнуть в сторону Тыма и поглядеть своими глазами на нечто, таящееся за контейнером.

То, что он увидел, ему сильно не понравилось.

Там лежал ещё один окоченевший труп. Хотя от его лица мало что осталось, по разорванной форме аэрофлота и перепачканной тёмной кровью фуражке можно было узнать пилота «Икара». Фирменная эмблема красовалась над козырьком – золотое крыло в изящном полукруге.

Труп лежал здесь давно. Ветер и холод превратил его в ещё одну мумию. Хотя, возможно, над телом пилота, как и в случае с мертвецами из зала ожидания, поработала не просто окружающая среда, а кто-то голодный и жадный до чужой энергии.

Этот кто-то сейчас смотрел на Ибрагима Беркутова не моргая. Два тускло мерцавших в тени глаза следили за каждым движением доцента. Цвет этих глаз был неземным, бледно-лиловым.

Мерзкое создание громко запыхтело, вышло на свет, ощерило клыки.

– Хорошая собачка, – похвалил доцент страховидло с вывалившимся языком, облезшей шерстью и светящимися на бледной коже фиолетовыми сосудами.

«Хорошая собачка» зарычала.

7. Друг человека

Азора выбрали для пограничной службы за его дружелюбный нрав и отменное обоняние. Выбрали ещё до того, как он родился.