Летающий слон

Хотя во имя экономии времени сказано это было по-немецки, Тимо все равно не понял. Образование у него было всего четыре класса, и трудные слова ему давались плохо.

Наморщив плоский лоб, верный оруженосец переспросил:

– Через кого?

– Через нижних чинов. Через солдатню, – терпеливо пояснил Зепп. – Ты что, слово «пролетарий» не знаешь?

– Знаю. На красных флагах часто пишут. «Пролетарии, объединяйтесь». Никогда не задумывался, кто это.

– Уйди, а? – попросил Теофельс. – Без тебя тошно.

Сам не зная зачем, потащился вслед за чинной парой. Не ломать же было кости Степкину в присутствии свидетельницы?

С другой стороны, может, он ее проводит до дому и останется один?

Но зауряд-прапорщик был не настолько глуп. Довел даму до аккуратного домика с белеными стенами и нарядным крылечком, над которым нависал кокетливый козырек, поднялся и уверенно вошел внутрь. Очевидно, отношения влюбленных уже миновали порог светских условностей, мысленно сыронизировал Зепп.

Чтобы проверить, как далеко преодолен порог, он подобрался к самому окошку, прикрытому лишь тюлевой занавесочкой. Створка по теплой погоде была приоткрыта, так что имелась возможность не только подсматривать, но и подслушивать.

Предупреждение для дам и родителей: откровенная сцена!

Панскогурские Ромео и Джульетта стояли в чистенькой комнате, которая, судя по мебели, служила одновременно гостиной и столовой. Разглядывать убранство Зеппу было некогда и незачем, он лишь приметил литографию с польским героем Костюшко и сверкающий посудой буфет-«горку».

Степкин был неизящно скрючен – он деловито и жадно чмокал свою невесту в полоску кожи между манжетом платья и нитяной перчаткой. Зося смотрела на его затылок со снисходительной улыбкой.

– Обожаю… Обожаю… Королева моя… – шептал механик.

Расстегнул на ее рукаве пуговки, стал целовать предплечье.

– Не сегодня. Я так утомлена.

Гауптман печально приподнял брови: эта фраза свидетельствовала о том, что пани Зося не сумела сберечь себя до свадьбы. Хотя в ее возрасте беречь, вероятно, давно уже нечего.

– А я умру! – жалобно пригрозил зауряд-прапорщик. – Сердце лопнет…

Угроза подействовала. Зепп давно знал: женщин сильней всего впечатляют именно нелепости.

– Ну хорошо, хорошо… Но только на минутку и ничего такого.

– Только поцеловать! Только поцеловать! – засуетился Степкин и с хитрым видом кивнул на дверь в соседнюю комнату. – Вон там, ладно?

Потянул за собой не всерьез упирающуюся красотку.

Зепп оглянулся, убедился, что штакетник надежно укрывает его со стороны улицы, и тоже переместился – к следующему окну. Здесь подглядывать немножко мешал горшок с геранью, но все равно было видно.

Разумеется, соседняя комната оказалась спальней. С грудой подушек и подушечек на пышной кровати, украшенной металлическими шарами. С вышитыми половичками. С обрамленной бумажными розочками картинкой: Дева Мария и Младенец.

– Сумасшедший, ты сумасшедший. – Хозяйка дала сопящему ухажеру усадить ее на кровать. – Что с тобой поделаешь? – Она очаровательно картавила на букве «л». – Ладно. Подожди…

Чаровница скользнула за матерчатую ширму с изображением Фудзиямы и зашелестела одеждой. Зауряд-прапорщик тоже стал разоблачаться. Под гимнастеркой на груди у него висела большая ладанка на суконном шнурке. Механик снял ее и, прошлепав к двери, повесил на гвоздик, вколоченный в косяк. Было ясно, что этот загадочный ритуал он исполняет не впервые.

Из-за ширмы тем временем выплыла роскошная пани Зося, в невесомом розовом неглиже напоминающая кремовый торт, и села на ложе. Вынимая из пышных волос заколки, спросила:

– Что у тебя в этом мешочке? Почему ты всегда его снимаешь?

– Скляночка со священным елеем. С Гроба Господня. В самом Иерусалиме купил. – Степкин благоговейно приложился к ладанке губами. – Она всегда со мной. Сколько раз жизнь спасала.

Пани Зося попросила:

– Покажи.

Он достал стеклянный пузырек, наполненный желтоватой жидкостью, и тут же спрятал обратно.

– Вообще-то я ее никогда не достаю. Грех.

– Правильно, – одобрила кельнерша и благочестиво перекрестилась слева направо. – Я тоже прикрою Матку Бозку.

Задернула перед образом шторки, и вся жеманность сразу словно испарилась.

– Только быстро, – деловито сказала Зося. – Раз-два. В четыре придет портниха подшивать свадебное платье.

Механика подгонять было не нужно. Он ринулся на кровать, будто на штурм Берлина (это капитан фон Теофельс так подумал).

– Милая… Милая… О, о… Да… Любимая… – доносилось с ложа страсти.

Зепп наблюдал за соитием хоть и внимательно, но безо всякого чувственного волнения. В голове разведчика бродили философские мысли.

Как, в сущности, глупо и некрасиво выглядит высший миг человеческого бытия. Будто переплелись толстые розовые черви и всё чего-то шевелятся, дергаются – никак не могут удобно устроиться. Однако именно ради этой судорожной возни мы и рождаемся на свет: чтоб потереться друг о друга и произвести на свет потомство. Добро б еще, это доставляло всем участникам удовольствие, а то самка вон позевывает и поверх плеча своего самца смотрит на часики.