Командав нахмурился. Кажется — крышка!Бросится наш, винтами взмашет —и падает мухой, сложивши крылышки.Нашим — плохо. Отходят наши.Работа — чистая. Сброшена тонна.Ни увечий, ни боли, ни раны…И город сметен без всякого стонатонной удушливой газовой дряни.Десятки столиц невидимый выелникого, ничего не щадящий газ.К самой к Москве машины передовыепрут, как на парад, как на показ…Уже надеющихся звали вралями.Но летчики, долг выполняя свой,аэропланными кольцами- спиралямисгрудились по-над самой Москвой.Расплывшись во все небесное лоно,во весь непреклонный машинный дух,враг летел, наступал неуклонно.Уже — в четырех километрах, в двух…Вспыхивали в черных рамкахизвестия неизбежной ясности.Радио громкотрубило: — Революция в опасности! —Скрежещущие звукикорежили и спокойное лицо,—это завинчивала люкиМосква подвальных жильцов.Сверху видно: мура —так толпятся; а те —в дирижаблях да — на Урал.Прихватывают жен и детей.Растут, размножаются в небесном ситценадвигающиеся машины-горошины.Сейчас закидают! Сейчас разразится!Сейчас газобомбы обрушатся брошенные.Ну что ж, приготовимся к смерти душной.Нам ли клониться, пощаду моля?Напрягшись всей силищей воздушной,примолкла Советская Земля.ПОБЕДА.И вдруг… — не верится! — будто кто-томашины вражьи дернул разом.На удивленье полувылезшим нашим пилотам,те скривились и грохнулись наземь.Не смея радоваться — не подвох ли?снизились, может, землею шествуют? —моторы затараторили, заохали,ринулись к месту происшествия.Снизились, к земле приникли…В яме, упавшими развороченной, —обломки алюминия, никеля…Без подвохов. Так. Точно.Летчики вылезли. Лбы — складки.Тысяча вопросов. Ответ — нем.И лишь под утро радио-разгадка:— Нью-Йорк. Всем! Всем! Всем!РАДИО.