Летающие колдуны

С этими словами он развернул огромные свертки, которые мальчишки стащили у Пурпурного. Получились длинные полосы.

— Заверните их в ткань! — скомандовал Шуга.

— Э… подождите… — начал Пурпурный.

Шуга не обратил на него внимания. Главные ткачи подтащили мальчишек и заставили их лечь на землю, прямо на полосы материи.

— Заворачивайте! — приказал Шуга. — Плотно! Плотно! Ткачи так и сделали.

— Но… Шуга, — протестовал Пурпурный. — Они задохнутся.

— Прекрасно, — сказал Шуга. — Пусть задохнутся.

— Не надо так говорить, — просил Пурпурный. Он побледнел.

Наглухо завернутые в ткань мальчишки напоминали гигантские коричневые личинки.

— Мы оставим их здесь до следующего подъема голубого солнца, — постановил Шуга. — Пусть кто-нибудь проследит, чтобы никто не подходил близко.

Он с гримасой отвернулся и пошел прочь.

50

Когда мальчиков развернули, они были мертвы и уже окоченели. Даже Шуга был потрясен.

— Никак не ожидал… — он медленно покачал головой. — Так вот что значит — задохнуться. — Он потрогал тела. — Должно быть, очень сильное заклинание. Посмотрите, на них нет никаких следов.

Мы посмотрели. Лица их стали темными и холодными. Языки высунулись, глаза изумленно таращились. Но на них не было ни единой раны.

Когда мы рассказали об этом Пурпурному, он болезненно застонал:

— Я не должен был этого допускать. Я должен был его остановить.

Увидев их застывшие тела, он отшатнулся. Опустился на бревно, закрыл лицо руками и зарыдал. Затем появились отцы мальчиков. Их вызвали с другой стороны острова, и они потратили почти день на дорогу. Когда они поняли, что случилось, то тоже начали рыдать. Они шли принять участие в наказании, а попали на траурную церемонию. Я испытывал ощущение горькой потери.

Гортик бережно свернул украденную ткань и протянул ее Пурпурному. Пурпурный поднял голову, посмотрел на сверток и, подавшись назад, затряс головой:

— Убери ее. Убери!

В конце концов мы в ней похоронили мальчиков.

51

Потом я отыскал Пурпурного, сидевшего в одиночестве, на раме воздушной лодки. Он посмотрел на меня.

— Я же говорил Шуге, что они задохнутся. Им не хватит кислорода.

— Твоя воздушная ткань не пропускает воздух также, как газ!

— Да, конечно, — озадаченно согласился он.

— Так ты это знал? Ты знал! — дико закричал я. — Ты знал, что они умрут! Если бы ты заставил Шугу слушаться… или сказал бы мне! Мальчики не сделали ничего особенного…

— Прекрати! — простонал он.

— Ты позволил им умереть, Пурпурный! Из-за такой малости?

— Но это в обычае многих диких племен, — сказал он. Запнулся и посмотрел на меня.

— Дикие племена? — повторил я. — Ты думаешь… ты считаешь нас дикарями?

— Нет… нет… Лэнт… я… — бормотал он. — Я думал, что… Я никогда не видел, как у вас наказывают! Я не знал, какой будет ваша кара! Я считал, Шуга понимает, что делает. Я… мне очень больно, Лэнт… Я не знал…

Он закрыл лицо.

А я неожиданно успокоился. У Пурпурного не было никакого опыта, присущего человеку. Нам следовало принимать его таким, какой он есть, как делал это он по отношению к нам. Я спросил:

— Там, откуда ты пришел, за воровство убивают?

— Нет. Если кто-то совершает тяжкое преступление, то да, советники могут приговорить к смертной казни, но, Лэнт, я не понимаю — неужели воровство у вас такая редкость? Мальчики взяли вещь, которая… им не принадлежит. Они ее не заработали. Разве это не привычная для вас ситуация?

— Мы об этом даже не слышали, Пурпурный. Это у нас впервые.

— Но… — он, казалось, подбирал слова, — как ты называешь, когда один берет хлеб у другого?

— Голод.

Пурпурный волновался.

— Хорошо, что ты будешь делать, если кто-то возьмет твои костяные изделия?

— Без платы? Пойду и отберу их назад. Ему их не спрятать. Ни один мастер по кости не работает точно также, как другой.

— У тебя большой запас необработанной кости. Что, если кто-то ее заберет?

— Ее сможет использовать только другой резчик. Я их всех узнаю. Пошел бы и отобрал.

— Но это абсурд, Лэнт, наверняка должно найтись что-то такое, что вор мог бы взять. Секреты! — радостно воскликнул Пурпурный. — Леста трясется над своими ткацкими секретами, как мать над ребенком.

— Но если кто-то украдет у него секреты, у Лесты они все равно останутся. Он все равно сможет изготовлять свою ткань, хотя теперь смогут это делать и другие ткачи. Никто не может украсть пищи больше, чем способен съесть. Никто не может украсть дом или что-то такое тяжелое, чего он не способен поднять. Никто не может украсть инструменты — инструменты нужны только специалисту. Никто не может украсть положение в обществе или репутацию.

— Но…

— Никто не может украсть что-то такое, что легко узнать. Фактически, единственная вещь, которую можно украсть, это вещь, выглядящая как огромное множество точно таких же вещей. — Пока я говорил, мой мозг напряженно работал, и я начал понимать Пурпурного. — Вещи, которые выглядят так же, как другие вещи. Ткань, или волшебные символы, или зерно… Пурпурный был поражен.

— Да, ты прав!