Летающие колдуны

Прежде чем оставить деревню, мы побродили среди развалин и посмотрели на последствия катастрофы. Я оказался прав, когда говорил, что у нас ничего не осталось, кроме той одежды, что на теле.

— Что будем делать, муж мой?

— Пойдем отсюда, — сказал я. — Здесь нам делать нечего. Я повернулся, взглянул на далекие голубые луга.

— Пойдем туда, — махнул я рукой, — на юг. Может, остальным пришло в голову то же решение.

Женщина кивнула, соглашаясь, кряхтя взвалила на спину тюк, мы пустились в дорогу.

Солнца стояли уже высоко в небе, когда мы заметили на севере крошечную фигурку на велосипеде, старающуюся нас догнать. Было в ней что-то знакомое… нет, невозможно…

Но так это и оказалось.

— Шуга?! — закричал я. — Ты жив!

Он терпеливо посмотрел на меня и слез с велосипеда.

— Конечно, жив, Лэнт. А ты как думал?

Он помолчал, разглядывая засохшую грязь, облепившую нашу одежду.

— Что с вами случилось?

— Мы были в деревне. Мы видели агонию гнезда Пурпурного. Но умирать оно отправилось в горы. И я подумал, что…

— Чепуха, Лэнт. Дуэль выиграл я. Погибает только проигравший. Я видел, как черное гнездо вернулось. Оно напало на деревню вместо того, чтобы отправиться за мной в горы. А раз оно решило уничтожить деревню, у меня не было причин задерживаться на холмах. К тому же я нашел велосипед.

— Скорее всего гнездо проскочило мимо тебя. Шуга кивнул.

— Я видел, как оно приближалось, разрушая деревню. Оно нацеливалось на горы. Но меня там уже не было.

— Шуга, это прекрасно!

Шуга скромно пожал плечами, стряхивая комочки засохшей грязи с рукава накидки.

— Ничего особенного. Так я это и планировал.

Говорить больше было не о чем. Шуга вновь взгромоздился на велосипед. Его чувство собственного достоинства было удовлетворено, репутация — поднята на небывалую высоту.

Он покатил дальше на юг.

Я почувствовал, что горжусь своим знакомством с ним.

20

Голубые сумерки кончились и успел начаться красный рассвет, прежде чем мы нашли место для отдыха. Мы остановились над каменистым плато, за которым смутно просматривались далекие силуэты домашних деревьев деревни. Море, похожее на пустыню, осталось позади.

Женщины бросили свои тяжелые тюки и поклажу и устало опустились на землю. Дети немедленно погрузились в глубокий сон. Мужчины сидели, массируя натруженные ноги.

Вид у нас был жалкий и потрепанный. Даже самые сильные выглядели плохо. Многие расстались с большей частью своего меха, и все — со своей упитанностью. Мой собственный мех тоже свалялся в колтун, таким он и останется, пока не выпадет — его уже не расчесать. Открытые, гноящиеся язвы были у нас не редкостью, и большинство заболеваний не поддавалось лечению Шуги.

Моя вторая жена разложила передо мной скромную пищу. При других обстоятельствах я устроил бы скандал из-за низкого качества еды и побил бы ее за то, что еды так мало, но в нашем теперешнем положении это был настоящий пир, нелегко давшийся. Женщина, должно быть, угробила много часов, выискивая эти жалкие плоды и орехи. И все-таки это было не то, к чему я привык. Я принуждал себя есть, преодолевая отвращение.

Пока я сидел, пережевывая жесткие волокна, кто-то подошел. Я узнал почти полностью облысевшего Пилга, нашего деревенского крикуна, а теперь бездомного бродягу, как и все мы. Был он худым и бледным, ребра безобразно торчали под кожей.

— А, Лэнт! — воскликнул он с преувеличенной радостью. — Надеюсь, я не помешал тебе.

Он помешал — и он знал это. Сначала я притворился, что не слышу, и сосредоточился на особенно жестком корне. Он встал прямо передо мной. Я закрыл глаза.

— Лэнт, — произнес он, — путешествие, кажется, заканчивается. Ты этому не рад?

Я приоткрыл один глаз. Пилг пожирал глазами мою обеденную чашку.

— Нет, — сказал я. — Не рад. Пилг не смутился.

— Лэнт, надо глядеть на жизнь с радостной точки зрения.

— А она есть?

Я чуть не подавился корнем, проглотил его и откусил еще небольшой кусок.

— Конечно. Ты только подумай, как тебе повезло. У тебя сохранилось четверо детей, две жены и все волосы, и первая жена ожидает ребенка. Намного больше, чем у меня.

Тут он был прав. Пилг потерял свою единственную жену и всех отпрысков, кроме одного — да и та — девчонка — ничего хорошего.

— Мы потеряли всю нашу деревню, — напомнил я и выплюнул горький кусочек под ноги Пилгу. Он неуверенно посмотрел на него, но гордость преодолела голод. Раз ему не предложили, есть он не будет.

А предлагать я и не собирался. Я трижды кормил его за последние три дня, и у меня не было намерения приваживать Пилга к моей семье.

— Но мы быстро добьемся уважения в новой деревне, — возбужденно заговорил Пилг. — Конечно, репутация Шуги, как волшебника, здесь уже должна быть известна. Разумеется, они будут его чествовать. Значит — и нас тоже.