Летающие киты Исмаэля

— Ух уж эта чертова мамочка, — хрипло проговорил Старик. — Эй, Дороти, ты знаешь, как Дина смеется надо мной, потому что я убежден, что у Фордианы есть душа? И над тем, что псы боятся моего дурного глаза? И над тем, что я считаю, что спасение для нас, Пэли, наступит тогда, когда мы разыщем давно пропавшую шапку Старого Короля? А ведь она, эта бывшая наркоманка, бахвалящаяся своей образованностью, ничуть не лучше. Она очень суеверна. Она боготворит свою мать. Она ей молится, просит у нее прощения и выпытывает, что произойдет в будущем. И когда ей кажется, что вокруг никого нет, она разговаривает с ней. Вот она поклоняется своей матери, как Старухе-Земле, которая всегда была врагом Старому Приятелю. И она знает, что можно досадить ему. Вот почему, наверное, он не позволяет мне найти шлем Старого Короля, хотя и знает, что я просматриваю каждую кучу мусора по всем закоулкам, надеясь, что какой-нибудь дурак из Ненастоящих выбросит ее, не ведая, что это такое.

А ну заткнись, Дина. Я хочу смотреть телевизор. Сегодня показывают Олли Опа.

Немного погодя Дороти уехала домой. Из дому она позвонила своему знакомому профессору социологии. Тот объяснил, что одна из причин, по которой он сомневается в правдоподобности рассказа Старика о войне между неандертальцами и хомо сапиенс, заключается в том, что существуют доказательства проживания хомо сапиенс в Европе еще до появления там неандертальцев, — и весьма возможно, что именно неандертальцы были пришельцами.

— Но не агрессорами в современном смысле, — добавил профессор. — Проникновение новых рас и племен в Европу на протяжении всего палеолита было спорадическим перемещением небольших групп, которое осуществлялось на протяжении многих тысяч лет.

И представляется наиболее вероятным, что неандертальцы и хомо сапиенс жили бок о бок многие тысячи лет, мирно уживаясь друг с другом, потому что обе ветви были слишком заняты борьбой с враждебной природой за собственное существование. Трудно сказать, по какой причине — вероятнее всего, вследствие своей малочисленности — неандертальцы были поглощены окружавшими их племенами хомо. По мнению некоторых антропологов, неандертальцы были светловолосыми и передали светлую окраску волос жителям Северной Европы.

Несмотря на все догадки и предположения, — сказал в заключении профессор, — совершенно исключается, что какое-либо меньшинство могло бы сохранить свои специфические внешние и культурные отличия на протяжении пятидесяти тысяч лет. Пэли придумал все это, чтобы объяснить самому себе и другим причины чрезмерного уродства, крайне низкого общественного положения и чувства брезгливости, которое испытывают к нему люди. Элементы выдуманного им мифа он, скорее всего, почерпнул из комиксов и телепередач. Тем не менее, учитывая его энтузиазм и наивность, я согласен пересмотреть свое заключение, если вы, Дороти, представите мне явные свидетельства его происхождения от неандертальцев. Вот если бы вы могли доказать мне, что у него есть бычий зуб. Вот тогда я был бы повержен, если не сказать больше.

— Но, профессор, — взмолилась Дороти, — почему вы сами не хотите осмотреть его? Один взгляд на ноги Старика мог бы убедить вас, я уверена!

— Дорогая, я не склонен гоняться за призраками. Мое время очень драгоценно.

Вот и все. На следующий день она спросила у Старика, все ли зубы у него целы и делал ли он когда-нибудь рентгеновский снимок хотя бы одного зуба.

— Нет, — покачал головой Старик. — Здоровых зубов у меня больше, чем мозгов. И я не собираюсь терять их. Пока голова моя варит исправно, я буду сам беречь свои зубы, свое пищеварение и собственную мужскую силу. Более того, я не собираюсь терять здравый смысл. Эти коновалы в больнице задали мне немало хлопот, однако я не позволил им взять мою кровь на анализ, потому что знал, что они хотели смешать ее с водой. Это у Г’Яга такая магия. Для того чтобы превратить мою кровь в воду. Но почему-то Элкинса вдруг заинтересовало, с чего это я не снимаю свою шляпу. Наверное, потому, что я не снял ее даже тогда, когда разделся для осмотра. И он сорвал шляпу с моей головы. Вот тут-то я и смирился. Это все равно что украсть у меня душу. Все Пэли хранят свои души в шапках. Мне нужно было вернуть ее во что бы то ни стало. Поэтому я смирился. Я позволил им тыкать и шарить по всему моему телу, а напоследок взять кровь на анализ.

Наступила пауза. Это была передышка для Пэли, но вскоре он снова принялся болтать без умолку. Дороти, пораженная пришедшей ей в голову мыслью, спросила:

— Если уж мы заговорили о шапках, то на что была похожа та шапка, которую дочь Роу-Боя украла у Старого Короля? Вы бы узнали ее, если бы увидели?

Старик уставился на нее, а затем его прорвало: