Лет семь назад среди братий ордена находился некий мутант родом из Арки Кесарийской; теперь он уже умер. Свое происхождение он исчислял от стариннейших патрициев Ромы – Эмилиев. Как и многих, некогда знатных, Эмилиев настигла рука Гнева Господня; она смяла их тела и раздавила лица, въяве впечатав в искаженные черты грех, разъевший их внутренность. Среди Эмилиев рождалось особенно много летальных мутантов, что говорило о чрезвычайной приверженности их предков различной мерзости. Тем не менее Эмилии упрямо сохраняли в недрах своего семейства деревянный храмик – хранилище имаго одного из славных предков. Никто уже не мог достоверно вспомнить, кем был этот восковой Эмилий и какими деяниями прославился настолько, чтобы быть увековеченным; но этого и не требовалось, поскольку он стал символом. Причем одни в семье считали его символом надежды на непременное возрождение, а другие – мрачным напоминанием о греховных деяниях минувшего.
Брат Акко Эмилий – тот, что уже умер, – возымев желание присоединиться к ордену, взял семейную реликвию с собою в Августу Винделиков. В ордене ее приняли с почетом и отнесли в базилику, где и оставили на ночь у ног статуи святого Ульфилы. Наутро все увидели, что лицо статуи залито слезами, причем эти слезы не были похожи ни на елей, ни на подсоленную воду и не давали ни кислотной, ни щелочной реакции. Отец Юнгерикс, сам плача, объявил братии, что святой Ульфила омыл слезами грехи рода Эмилиев. После этого священник благословил использовать ящик-храмик и имаго в целях ордена.
Из Арки Кесарийской время от времени приезжали разные разгневанные Эмилии, желая возвратить семейное достояние, однако в Августе Винделиков им неизменно давали от ворот поворот. А потом брат Акко скончался от врожденного недуга, окруженный заботливыми сестрами и любящими братьями, и упокоился на орденском кладбище – в лесу, в тайном месте (эта предосторожность была необходима для того, чтобы могилы летальных мутантов не осквернялись фанатиками и изуверами). И предок-имаго присутствовал в базилике при прощании с Акко Эмилием, созерцая восковыми глазами церковный обряд отпевания.
Итак, маска неизвестного Эмилия была с молитвой извлечена из хранилища и надета на лицо одного из братьев. Затем и прочие, помолившись, вынули из заплечных мешков фальшивые личины, с большим искусством изготовленные из силикона. Братья нацепили их, совершенно изменив таким образом свою внешность. После личин настал через перчаток. И только после этого летальные мутанты сбросили орденские плащи и переоблачились в светскую одежду.
И вскоре отряд совершенно преобразился. Не стало суровых братий в одинаковых плащах. Вместо скромного брата Тассилона возник надменный патриций Эмилий с безупречными шелковыми руками и гордой осанкой, облаченный в дорожный костюм из плотной шерстяной ткани с вышивками и галунами. Сопровождающие мутанты, хоть и не скрывали воинской выправки, однако обладали разными уродствами. Одеты они были похуже патрона и являли собою типичную свиту знатного патриция, путешествующего по дикой местности. Тэкле предложили остаться в прежней одежде и не открывать лица.
Преображенный брат Иммо назвал девушке себя, дабы она могла узнать его, если понадобится, в новом обличии. Прочие просто, смеясь, коснулись ее плеча, чтобы она снова почувствовала их братскую близость.
Вместе с искажением внешности изменилось и поведение членов отряда. Если доселе они передвигались таясь и скрываясь, то теперь, напротив, пошли совершенно открыто, громко болтая, даже ссорясь как можно более шумно. Затем они и вовсе остановились и развели преогромный костер.
Тем временем двое карликов и безутешный Линкест сидели в густом лесу, скучали, волновались очень за патрона – как он там, в плену? – и то и дело поглядывали в небо, не летит ли Тэкла Аврелия Долабелла. Но Тэклы пока что видно не было, зато совсем неподалеку на неприметной тропинке послышались шаги, с беспечным хрустом переломилась ветка, после – другая, а после переменившимся ветром донесло запах костерного дыма. Братцы, не сговариваясь даже взглядами, приподнялись – косматые кочки, и вприпрыжку, приседая, поскакали туда, откуда доносился звук. А Линкест распластался на земле и насыпал поверх своего плоского тела опавших листьев, после чего сделался совершенно незаметным.
Сопровождавшие лже-Эмилия мутанты похватались за оружие еще до того, как карлики выбрались на поляну. Не успели маленькие братцы как следует рассмотреть происходящее, а их уже похватали за бороды и потащили к важному господину, сидевшему на пне и помахивавшему веточкой – чтобы отгонять мюкков.
– А эт-та что такое? – вопросил Эмилий.
Братцы выпучили глаза, завидев этого незнакомого патриция.
– Не может быть! – вскричали они хором.
Эмилий грозно фыркнул.
– Чего не может быть?
– Чтоб ты был патрицием! – выпалил один из братьев. – Это уж слишком… Наверное, ты клон.
– Повесить? – сквозь зубы осведомился брат Иммо. Тэкла по голосу слышала, что он от души забавляется.
Карлики забились, прижатые своими стражами к земле, как пойманные лягушки.