– Ой, смотри, кто подъехал! – воскликнула я.
Нетрезвый Петухов заглотнул наживку, развернулся всем корпусом в указанную мною сторону, а я, как заяц, одним прыжком заскочила в подъезд и захлопнула дверь. Дело в том, что у нас имелся отличный кодовый замок, но народ редко закрывал за собой двери. Зачастую в подъезд мог проникнуть кто угодно, хоть бомж, хоть чеченский террорист с тонной тротила. И уж мне сейчас грех было не воспользоваться этим обстоятельством.
Обманутый мною Славочка пошел на приступ: дергал ручку, пинал дверь ногами и ругался. А я побежала к себе на второй этаж, по ходу набирая номер его мобильного.
– Да, – рявкнул разъяренный Петухов.
И я услышала глухие стуки в дверь.
– Я сейчас вынесу ложки, перестань дебоширить, а то соседи в милицию позвонят.
– Иди ты на… и соседи твои на… имел я вас… и милицию вашу…
Я была в шоке, похоже, крыша у парня съехала окончательно и бесповоротно.
Наскоро прихватив из буфета тяжелую коробку с ложками, я понеслась на улицу. А ну как и вправду кто-нибудь наряд вызовет?
При виде меня разъяренный Петухов набрал в легкие воздуха и заорал, как при пожаре:
– Проститутка! Воровка! Меня не пускать в квартиру?! Меня, хозяина?!
Я торопливо огляделась. Из соседнего подъезда высунулась чья-то лысая башка. Послышался стук открывающихся окон. Черт бы побрал гадского Петухова!
– На свои ложки! – попыталась я ему всучить потертую коробку.
– Аферистка! – заупрямился он. – Что, испугалась? Да-да, скоро все выплывет! Бегала она все, бабушку прикармливала, еще неизвестно, что ты ей тут подсовывала!
Препираться с ним не было ни малейшего желания. А вот раскроить череп чем-нибудь тяжелым непреодолимо захотелось.
– Развела в моей квартире бордель! Граждане, куда вы смотрите?! Да ей самое место в изоляторе! – заорал он во всю мощь легких.
Не знаю, как это вышло. Наверняка сработало внушение Надины! Коробка с ложками полетела в голову бывшему мужу, словно не мною пущенная. Как у всякого нетрезвого человека, реакция у Петухова была замедленной, поэтому коробка благополучно достигла цели. Раздался глухой стук, и пострадавший маменькин сынок завопил во всю глотку.
Слушать его я не стала и дожидаться, когда он от слов перейдет к военным действиям, тоже. Юркнула в подъезд и дверь захлопнула.
– И за этого кретина я когда-то замуж выходила! – бор мотала я с отчаянием, бегом поднимаясь к себе. – Да где же мои глаза были?!
Алина утверждает, что везение, если оно началось, не имеет границ и пределов. Что-то не заметно, чтобы жизнь моя покатилась как по маслу после выигрыша турпутевки. Сплошные заковырки на каждом шагу. Или у меня везение какое-то неправильное, или выигрыш и вовсе не везение.
От таких мыслей стало как-то не по себе, захотелось послушаться маму и избавиться от головной боли по имени Гоа. Не хватало мне только дизентерии с малярией! Но ведь были еще Катька, и долги перед цыганами, и глупое желание вырваться из тошнотворного круга рутины…
В общем, я подавила в себе порыв быть пай-девочкой, а точнее, страусом, который при первой же опасности прячет голову в песок. «Страусов не пугать – пол в вольере бетонированный!»
Слава богу, Петухов покинул наш двор до того, как приехал Стас! Принарядиться и тщательно накраситься не удалось. Я металась от окна к балкону, следя за передвижениями пьяного дебошира, и боялась, что они встретятся. И тогда Стас его изобьет по сюжету треклятого гадания. И не избежать тогда привода в милицию, причем нам всем. Самое странное, я где-то даже хотела, чтобы это случилось. Пусть гад получит по заслугам!
Дикие мысли. Я, которая всегда и во всем уступала всем подряд, боялась скандалов как огня, сделалась вдруг невероятно агрессивной. Мне было плевать на соседей (что они скажут!), на бывшую свекровь (что она скажет!), на Славика, с которым все время старалась интеллигентно держать нейтралитет. Мне хотелось боя, мести, кровавых расправ. Я ненавидела Петухова.
Поразительно! Что это со мной творится? Совершенно новые ощущения.
И почему-то мне пришло в голову, что это и есть свобода – ненавидеть или любить без оглядки на окружающих.
Петухов, собрав ложки и по три круга повторив все знакомые ему ругательства, наконец уехал.
Я едва успела натянуть на себя новые колготки и «романтическую» юбочку, как зазвонил сотовый. Стас сообщил, что ждет меня в машине. Я кое-как подкрасила губы, взбила прическу, оросила себя духами и помчалась вниз.
Надо было видеть тех бабулек, которые наблюдали картину моего загружения в машину Стаса! «Вот беспутная! Вчера один, сегодня другой. Внучок Тины ой как прав!» – читалось у них на физиономиях. Я едва удержалась, чтобы не показать им язык.
– Что это ты такая взъерошенная? – спросил Стас после приветствия.
Я оскорбилась. Разве это комплимент любимой женщине? Так прямо про себя и подумала – «любимой». И тут же ужаснулась. О чем это я? Он же отрицательный герой, какая, к дьяволу, «любовь»? А раз так, то что тут удивляться его нетактичности?