Совсем рядом с нами стояла бронзовая машина, диаметром метра в три, похожая на гигантский циферблат с полусотней стрелок и движущихся частей. Я присмотрелся, увидел знаки зодиака и обозначения планет знакомые мне по моему миру и понял, что это модель геоцентричной солнечной системы, где сама земля в центре выглядела как перевернутая тарелка, а самые удаленные планетки маленкими островками. Солнце располагалось на самом краю и отмечалось горящим бронзовым шариком. Буквально горящим — как будто ватку в ацетон окунули и подожгли. Я присмотрелся и прислушался. Модель была действующая — она тикала, а мелкие детальки неспешно двигались.
Но больше остального меня привлекли фигуры в конце зала. За рабочим столом, покрытым черной тканью, и размером как три бильярдных, над бронзовыми сейфами и закрытыми на крепкие дверцы массивными шкафами, я увидел каменную скульптуру во всю стену. Оно изображало сестер тех крылатых мужиков, что я разглядывал в приемной. Меня привлекло то, что было у них в руках вместо мечей. Кажется, эти штуки были из золота. И я готов был поставить две коровы против одного гуся, что это были ваджры. Такая индийская штука, похожая на вычурную гантелю. Монахи-буддисты используют её для медитаций. Каменные статуи в этом месте вели себя куда фривольней. Или, просто до этого я не видел женские статуи. Скульптор запечатлел их танцующими у темно-зеленой колонны, они касались друг друга руками и крыльями, их лица улыбались, а прекрасные тела…
Милена проследила за моим взглядом, закатила глазки и потянула меня за руку.
— Не смотри туда! Пошли! Нас уже ждут! — и в самом деле швейцар ожидающе маячил впереди. Мы прошли за ним, обошли стоящее к нам задницей огромное чучело льва с высоко поднятыми крыльями. Крылья очень похожи на гусиные, только в три раза больше. Перед грустной мордой крылатого льва обнаружились еще более грустный старец Григорий и ироничный Канцлер. Оба сидели в глубоких массивных креслах и пили чай с пирожными.
Господин Махаэль не впечатлял. С того времени, как он попозировал для картины, он сильно постарел. Хотя, как сказать. На четыреста лет не выглядел, я бы ему дал максимум семьдесят. Залысины стали еще больше, бакенбарды сильно поредели и немного печально обвисли, зато добавился животик. Одежду он сменил на местный белый мундир. Причем, его мундир выглядел куда скромнее например того, что одет на швейцаре. И разве что тонкая золотая вязь по рукавам и стоячему воротнику могла дать подсказку, кто тут главный. Однако глаза по прежнему смотрели живо и с интересом, а на губах играла едва заметная улыбка.
Я машинально встал по стойке “смирно”, прямо как в на военной кафедре. Было в этом крепком старике-генерале что-то от прапорщика. Хотя, как мне казалось, после я навсегда избавился от привычки тянуться перед кем бы то не было. Скорее всего, я просто перенервничал. Догнали отходняки после драки.
— Рад вас приветствовать в стенах Царского Лицея, — кивнул он нам и не ожидая ответа, продолжил. — Как хорошо, что лектор нашего Лицея оказался поблизости с вами, сударыня Милена, во время этого драматичного события. И я искренне рад, что вы не пострадали… А ты зачем “рюэх” тянешь?
Это он мне. Я растерянно глянул на Распутина, тот в ответ растерянно глянул на меня.
— Это я к вам, молодой человек. Сударь Храбр Королев, так?
— Так точно, товарищ Канцлер! — рявкнул я от неожиданности и растерянности. И тут же понял, что тут так не принято. У них же нет солдат, совсем. Помещичье войско, наследственные военные корпорации, с гонором и претензиями, никакой субординации. А вот в Рейхе, есть…
Канцлер застыл, вежливое выражение сошло с его лица легко и естественно, как будто ему приходилось прилагать усилие чтобы его удерживать. Канцлер отставил чашку, встал. Подошел ко мне поближе, осмотрел меня внимательно с ног до головы. Я попытался расслабиться и встать так, как встал бы Мстислав — но ничего не вышло. Заело. Канцлер развернулся и пошел прочь, бросив через плечо:
— Вы свободны.
Гриша катапультировался с кресла корча мне страшные рожи, Милена тоже сделала большие глаза, хотя, куда уж больше. Я развернулся к дверям, недоумевая, что я такого сделал.
— А вас, сударь Храбр, я попрошу остаться, — донесся до меня голос Канцлера.
Я застыл на месте. Оба моих сопровождающих, теперь уже с откровенно испуганными лицами, медленно пошли к выходу, постоянно на меня оглядываясь.
— Подойдите сюда, сударь, — попросил меня Канцлер. Я не стал ему отказывать в такой мелочи. И подошел к нему. Очень медленно. Он стоял у стены, закрытой тканью. Канцлер сделал знак рукой в сторону, немедленно материализовался швейцар и завертел неприметную бронзовую лебедку. Черный занавес раскрылся, как в театре. Под ним оказалась карта.