Лестница в небо

Красивая заманушка. Только вот про то, что на первом же курсе все присягу дать обязаны, — ни слова. Или думает, что в закрытом заведении меня обтешут? Или действительно считает, что там мне лучше будет? Жаль, мысли читать не умею.

— Не пойду я в закрытую академию, Тихон Сергеевич… — тихо, но твердо возражаю.

— И почему же?! — Милославский аж багровеет.

— «Сим указом от 10 июля сего года за способствование процветанию Российской Империи дворянского недоросля Васильева Егора Николаевича перевести в полное дворянское звание с правом основать свой род, дабы воспитать потомков его, к славе и процветанию Государства Российского…» — и далее по тексту; ничего не перепутал?

Слов у Тихона Сергеевича нет. Какое-то время он сидит, лишь открывая и закрывая рот, как рыба, но быстро справляется с собой и отмирает:

— Антон!!! — Ого, вот это рев!

В кабинет влетает помощник Милославского, на ходу готовя какое-то плетение из области жизни.

— Антон, дозвонись в канцелярию, — уже почти спокойно отдает приказ мужчина, — кого хочешь подними, но выясни, кому за последние несколько дней родовые указы подписывали! И есть ли среди них дворянский недоросль Васильев Егор?

— Так ведь вечер уже?..

— Антон!!!

— Понял! — Подчиненный скрывается из кабинета, оставляя нас наедине с разгневанным Милославским.

— Так вот зачем ты в канцелярию губернатора понесся! Ай да молодец! Ай да сукин сын! — И внезапно Тихон Сергеевич начинает хохотать.

— Ну вот скажи, что тебе с такими талантами «на гражданке» делать? — отсмеявшись, спрашивает мужчина. — Тебе же у нас цены не будет!

— Не скажите; мне за два года приключений хватило выше крыши. Такой жизни я точно себе не хочу.

Пока Антон уточняет мою информацию, сидим тихо-тихо. Милославский только накапал себе коньяку и цедит, обдумывая что-то. Что ни говори, а на рассказах об этом человеке я вырос. И восхищаюсь им вполне искренне. Это ж надо: не имея близкой родни в кланах, не обладая особо сильным источником — выбиться на самый верх и десятилетиями держаться в «топ-100» империи!.. Да его даже клановые уважают и опасаются, не говоря уж о простых смертных. Поэтому мне бы желательно с ним мирно разойтись. Пусть формально я теперь не в его юрисдикции, но где законы — и где мы?

Десять минут потребовалось Антону, чтоб найти ответ на вопрос.

— Так точно, Тихон Сергеевич! Есть такой указ. Вчера в канцелярии оформили. Даже в Москву еще информация не ушла! — докладывает помощник.

Йесс!!!

— А если я своей властью этот указ придержу? — смотрит на меня испытующе один из сильных мира сего.

— А вы с императорской властью поспорить собираетесь? — Возможность вернуть подначку веселит. — Уж не рэволюционэр ли вы, Тихон Сергеевич? — с изрядной долей иронии спрашиваю хозяина.

От неожиданности Милославский крякнул, а потом снова захохотал:

— Уел, уел!.. Ладно, коль ты такой прыткий, отпущу. Но не обессудь — блокировку тебе поставят.

А-ха-ха! Как будто меня отсюда изначально собирались без блокировки отпустить! На это мы согласные!

— И приглядывать за тобой все равно будут. Так что я бы на твоем месте еще подумал — не лучше ли тебе в академии будет.

— Однозначно не лучше. Это Митькина мечта, не моя. И раз уж приглядывать собираетесь — на празднование Дня империи меня Ямины-Задунайские пригласили. А потом я насовсем перебираться в Питер буду. Вот так.

Разумеется, так просто меня не отпустили. Пришлось действительно поделиться толикой информации про свое житье-бытье в течение двух лет. Хотя бы с целью убедить всех в легальном происхождении миллиона. Часть моей истории Милославский уже знал, хотя и был удивлен, что владельцем «Кистеня» являюсь я сам. Видать, не всё его люди про меня раскопали. Сильно заинтересовало его и похищение Маши Яминой, но тут особо рассказывать мне было нечего — поиски проводились без меня. Одно радует — времени на меня из своего плотного расписания глава ПГБ особо выделить не мог, а официальному допросу категорически воспротивился я сам. Одно дело неформально пообщаться с опекуном брата, а другое — вести беседу под протокол. Нет за мной ничего такого (по крайней мере, известного в этом ведомстве), чтоб заставить давать показания.

Что еще? Немного удивила легкость, с которой Тихон Сергеевич меня отпустил, особенно учитывая мой седой висок — ловили-то по-взрослому, без дураков. Но вроде бы все честно. Блокировку поставили на следующее же утро. То, что особых изменений я не заметил — благоразумно оставил при себе, все равно проверять не собираюсь. Частично мое недоумение развеял сам хозяин:

— Ты, Егор, просто пока не понимаешь, от чего отказываешься. Поговорим об этом через пару-тройку лет. Созреешь еще.

Утром четырнадцатого июля я покинул особнячок советника, надеясь никогда туда не возвращаться. Мой отпуск подходил к концу. Вместе со мной съезжал и Митька — в ту самую закрытую академию, куда меня так настойчиво сватали.

— Береги себя, Митенька! — Матушка целует склоненную голову моего названого брата. — Пиши только, хотя бы изредка, чтоб я не волновалась. Или звони, телефон госпиталя знаешь…