На том же помосте, что и Прасковья, только на нижней его ступеньке скромно притулилась маленькая старушка с красным носиком. На коленях у нее лежала зачехленная коса. Рядом валялся тощий рюкзачок.
Вид у Аиды Плаховны был скучающий. На Мефа она посмотрела подчеркнуто тусклым взглядом, точно передавая ему мысль, что она на службе. Надо будет забрать – заберет. Уж не взыщи, голубчик! Ничего личного, сугубо рабочий момент.
Отчасти оправдывало Плаховну то, что она часто прикладывалась к маленькой, чуть вогнутой для удобного ношения в кармане фляжке. Фляжки эти, встречающиеся теперь все чаще, были специально разработаны в первой творческой мастерской Тартара в рамках программы: «Пустим бутылочно-розливной российский алкоголизм умеренным западным путем!»
Меф не сразу врубился, в чем тут выгода мрака, пока Улита не пояснила:
– Когда на человека нападают с топором, он убегает. Когда же медленно опутывают паутиной, только хихикает. Думает, дурачок, что всегда ее порвет. Вот и тут: иной бутылочно-розливной случайно посмотрит на себя в зеркало, ужаснется и с крючка соскочит. Здесь же с фляжками жизнь проходит в гладенькой такой, постепенной и приятной деградации. Вроде и не пьянство, но и трезвостью не назовешь. Эдакая легкая затуманенность. Эйдосы доходят как пирог в духовке. Особенно для творческой и полутворческой интеллигенции хорошо срабатывает».
– Готов? – нетерпеливо повторил Гопзий.
Меф кивнул. Он уже видел, что им огородили большую четырехугольную площадку. С трех сторон ее окружала шумливая толпа темных стражей.
Вперед выдвинулся коротенький, круглый, щетинистый, с отвисшими щеками персонаж, похожий на вертикально стоящего кабанчика. Меф давно опытным путем обнаружил, что таких кабанчиков майонезом не корми, а только дай пораспоряжаться.
– Когда я уроню платок… э-у-мэ… начинайте! Правила вам известны. Бой продолжается до… э-у-мм… смерти одного из противников. Никакие другие причины не могут послужить основанием для прекращения… у-ммм… дискуссии. Любое дополнительное оружие не используется – как существующее материально, так и… м-мэ… материально не существующее… – сообщил кабанчик, выдергивая из воздуха желтоватый, не первой свежести платок. – Кто-то хочет что-то уточнить?
На Мефа кабанчик смотрел небрежно, как на шляющийся без дела труп, на Гопзия же одобрительно и даже с заискиванием.
– Э-у-мэ! Вопросов нет, – сказал Меф.
Внезапно он вспомнил, что сегодня силы его меча будут в дремоте. Заглушенный страх шевельнулся в душе оттаявшей гадючкой. Однако Буслаев, уже успевший изучить себя, почувствовал, что такая степень страха будет полезна ему для разогрева. В определенных дозах страх даже нужен.
Он переместился в центр площадки и остановился от Гопзия шагах в шести, мысленно настраиваясь на поединок. Мечей не было пока ни у того, ни у другого. Оба клинка должны были появиться в последнее мгновение.
Кабанчик стал вскидывать руку с платком, когда между Гопзием и Мефом вклинился Арей. До того он ненадолго отлучился к помосту Прасковьи и коротко переговорил с ней, выслушав ответ от быстро лепечущего Ромасюсика.
– Минуту! – произнес он властно.
Кабанчик, почти уронивший платок, вскипел и начал орать:
– Ты что, ослеп? Не видишь, что…
Арей грузно, с медлительностью танковой башни повернулся к нему.
– Не подскажете, к кому конкретно вы обращаетесь? К вашей тете? Возможно, мы сможем обратиться к ней вместе, чтобы она нас наверняка услышала? – предложил он.
Кабанчик закашлялся и, остывая, с удвоенной энергией принялся промокать платком вспотевший лоб.
– Насколько я понимаю, дискуссия о моем зрении завяла? – огорчился Арей.
– Вы меня не так поняли. Это… э-у-мэ… была аллегория! – с усилием выговорил кабанчик.
– У меня аллергия на аллегории! Впрочем, если у вас будет желание и дальше совершенствоваться в аллегорическом мышлении – всегда к вашим услугам. Я подберу вам отличную звонкую метафору, а заодно эпифору и много чего еще!
Потеряв интерес к кабанчику, Арей повернулся к Мефу, а затем и к Гопзию.
– Небольшие изменения, синьор помидор! Твоему мечу придется сегодня отдохнуть, равно как и мечу уважаемого Гопзия. Вы будете сражаться другим оружием! Скорее всего, однотипным и немагическим.
Гопзий, на мгновение застывший, дернул головой. Причины он знал и сам. У мрака свое, крайне прагматичное отношение ко лжи, исключающее какие-либо угрызения совести. Прокатило – хорошо. Не прокатило – грустно, но это мы переживем.
– Я отказываюсь! Я не согласен, чтобы оружие выбирали вы! Я могу быть с ним мало знаком! – сказал Гопзий.
– При чем тут я, любезный? Я одинокий пожилой гладиатор, вовремя не погибший на цирковой арене. Я никакого оружия не предлагаю. Оружие для боя предложит она! – сказал Арей, переводя взгляд на помост.
– Кто? – недоверчиво спросил Гопзий.
Он быстро взглянул, увидел Прасковью, и лицо его приобрело сухо-мстительное и глубоко уязвленное выражение. Продолжалось это, правда, всего одно мгновение, потому что уже в следующее по губам Гопзия пробежала едва заметная, скользкая и торжествующая улыбочка.