Лестница в Эдем

Дафне хотелось ободрить Мефа, как-то показать ему, что она с ним и он не одинок. При этом она прекрасно понимала, что рассуждения в стиле: «Ты хорошо сражался! Один раз ты его почти достал! А что перед этим сорок четыре раза тобой вытерли пол – это все мелочи! С кем не бывает!» – успеха иметь не будут.

Зная это, Дафна решила о схватке вообще не говорить, а подобно степному певцу акыну выдавать сплошной поток сознания в надежде, что отвлечет Мефа от унылых мыслей.

– Смотри, что я недавно заметила. Есть, допустим, узкая дорога. По ней навстречу друг другу идут два незнакомых молодых человека. Когда расстояние будет метров в пять, оба непременно плюнут в сторону. Причем первым почему-то плюнет тот, кто слабее. Сильный может этого и не сделать. Но если силы примерно равны или неопределимы, тогда плюнут оба, – сказала Дафна.

Меф не отозвался. Он продолжал лежать, отвернувшись к стене, и Дафна видела только его собранные в хвост светлые волосы.

– Я вот шла и думала, что означают эти плевки? Вызов? Независимость? Демонстрацию презрения? Может, это кипение мужества, вызывающее непонятное пока науке выделение слюны? Ты как думаешь? – продолжала она.

Мефодий никак не думал. Во всяком случае, вслух.

«И что я о такой чуши заговорила? Ну да все равно! Я от тебя не отстану!» – решила Дафна.

– Я понимаю, что тема тупая, странноватая, но все же любопытно. Или вот еще есть какие глубокомысленные личности. Эти плюют, сидя перед домом на лавочке, или просто когда ждут кого-то, или от скуки. Свесят голову вниз, локтями на колени обопрутся и трудятся. Мелкие, полусухие плевки-крапины. Их обычно бывает безумное количество. Две-три сотни рядом.

«Сейчас он мне скажет: ты что, считала?» – забеспокоилась Даф, однако Меф молчал, как партизан на допросе.

– Нет, я, конечно, не считала, но примерно столько. Просто на глаз можно определить, – на всякий случай добавила Даф. – Интересно, а эти вторые плевки что выражают? Ритуал брачного ухаживания у народов Крайнего Севера, проживающих на крайнем юге?

«Ну все… Еще одно темное перо мне обеспечено. За праздную болтовню и осуждение», – подумала она параллельно.

Меф не отозвался и на это. Тогда Дафна забежала с другой стороны, присела на корточки и внезапно обнаружила, что глаза у Мефа закрыты. Буслаев спал, утопая щекой в промятом мате. Дафна впервые видела человека, который вырубился почти мгновенно. Даже не убрал неудобно лежавший под самым коленом деревянный меч.

Дафна вытянула его и, поразмыслив, укрыла Мефа кожаной курткой Улиты, висевшей чуть в стороне, на скамейке для пресса. Пресс, быть может, ведьма и не качала, но к скамейке регулярно подходила и порой трогала ее глубокомысленно пальцем.

Сделав это, Дафна присела рядом и, достав флейту, принялась тихо, почти беззвучно играть. Она часто так делала. Никогда маголодии света так хорошо не проникают в сознание, как в часы сна, когда личное Я, тяжелое, эгоистичное, увязшее в пустых заботах, не так сильно давит, плюща человека, как собственный вес – выброшенную на песок медузу.

Услышав звуки флейты, Депресняк вначале взвился на полметра, а затем, щуря глаза, стал подползать к Даф на животе, точно охотился за голубем. К маголодиям света он относился противоречиво. То, что было в нем от райской кошечки, – заставляло его приближаться и тереться о ногу Дафны. Другая же половина, адская и враждебная, – напротив, вынуждала Депресняка выгибать спину, шипеть, отскакивать и скалить острые мелкие зубы. Если в эти минуты понаблюдать за Депресняком со стороны, можно было решить, что у котика серьезные проблемы с головой.

Дафна еще играла, когда дверь скрипнула и кто-то вошел. Продолжая рождать тихие, едва слышные звуки, Дафна спиной ощутила, что кто-то стоит и смотрит на нее. Взгляд был настороженный, недоверчивый, но вместе с тем будто и ищущий. Так волки издали смотрят лютой зимой на печной дым и светящиеся окна деревни. Жадно нюхают воздух и тоскливо поскуливают, разрываемые смутной и непонятной им внутренней противоречивостью.

Понимая, что если оглянется, то спугнет, Дафна не оборачивалась и играла еще довольно долго, пока демонстративный кашель не заставил ее опустить флейту.

Она увидела Улиту, которая, прислонившись плечом к стене, ожесточенно терла переносицу.

– Что ты тут делаешь? Зомбируешь Мефчика? – поинтересовалась ведьма нарочито наждачным голосом, который заставил сердце Дафны дрогнуть от радости. – Да не, я ничё! Зомбируй себе! У нас типа свобода агитации!

– Ага, – легко согласилась Дафна.

Ей было важно не то, что говорит Улита, но что она чувствует. Ведьма подозрительно посмотрела на нее и, широко шагая, подошла к матам.

– Где тут моя куртяха? О, уже у Буслаева! Надеюсь, карманы проверять не надо? – Ведьма схватила куртку за ворот, чтобы сдернуть ее с Мефа, но, пожалев, убрала руку.

– Ишь ты, как дрыхнет, суслик! Укатал собачку доктор Павлов! А я сейчас с Ареем говорила! Между нами, он на тебя бочку катит, – наябедничала она.

– На меня? – не поверила Даф. – За что?