Лестница в бездну

Во-первых, как и у всякой иерархии, у культуры есть своя вершина, или источник. Тут (как, может быть, если вдуматься, и в любой другой иерархии) эта вершина — виртуальная, «трансцендентная»: уже не личность, а синхронная проекция всех личностей в виде какой-либо общей интуиции, форма которой зависит от эпохи и ее условий (Бог, абсолют, космос, приведенное выше определение культуры и т. д.). Во-вторых, под личностью я имею в виду существо, свободно и более или менее сознательно творящее себя «из ничего», то есть из собственной внутренней коллективной (бессознательной) природы, «меона». В-третьих, иерархия таких личностей подвижна потому, что они, зная свои места в ней (а знают они его через «источник» иерархии, то есть владеют исходной интуицией и через нее соотносят свое место с местами всех остальных личностей), могут менять их, все полнее созидая свою эйдосную природу. Такое созидание, то есть самосозидание, выражает творческую сущность культуры; все иные виды творчества суть только эффекты этого, исходного.

Между культурой и природой (под которой, понятно, имеется в виду собственная природа человека) существуют отношения взаимно компенсирующего динамического баланса, подобные отношениям между бессознательным и сознанием; отсюда ясно, что эти противоположности не исключают, а предполагают друг друга и что, стало быть, культура невозможна без природы, а природа без культуры подвержена порче.

Ясно отсюда же и другое: коль скоро культура равнозначна соблюдению общепсихического баланса, это говорит о том, что она способна органически существовать и расти только в нематричной сфере. Значит, противоположностью культуры будет нечто столь же органически порождаемое матрицей, а именно нарушение баланса с природой, отказ от принципа личности в пользу принципа коллективности и забвение сознательным «я» своего места в рамках целого (под которым можно подразумевать и психику вообще, и межиндивидуальные отношения, и, наконец, все окружающее, то есть природу, космос). Следуя древнему образцу — не только античному, но и китайскому, — я смело могу назвать эту противоположность культуры варварством, сущность которого противоположна культуре, будучи потреблением, присвоением.

Проекция забвения сознательным «я» своего места, то есть проекция варварства, на социум[2]дает сообщество торгашей, или демократию(в политическом смысле). Она прорастает из почвы аристократических обществ точно так же, как матрица — из недр нематрицы, в силу энтропийной редукции коллективной психики к простейшему и низшему в человеческой природе. Но в любом случае мне уже давно понятно, что возможность культуры связана только с аристократическими обществами, а ее невозможность— с демократическими. Ведь первые из этих обществ так или иначе, пусть даже только формально, ориентированы на принцип личности, а вторые — на его отрицание в пользу одинаковых индивидов, общественных животных. Подробно говорить на тему истории политических форм я не буду — тут и так все ясно, если всерьез принять мою точку зрения[3].

Я лучше порассуждаю о причинах и возможном смысле гибели культуры. За последние два тысячелетия сначала почти незаметно, мало-помалу, а потом все скорее происходила ассимиляция культуры матрицей. Культура, изначально — лучшее воплощение нематрицы[4], усваивала, впитывала в себя все больше черт матрицы, а именно ее идеальность, теоретичность, историцизм («социальность»), оптимизм, перфекционизм и ее специфические иллюзии[5]: великие иллюзии морали, безграничного прогресса, полного контроля, потенциально абсолютного знания, автономии разума, всемогущества науки[6], линейно-бесконечного времени и т. д. Эта ассимиляция означала полную энантиодромию человеческого естества в его извращение: нематрицы в матрицу, творчества в потребление, мужского в женское. (Такой процесс Юнг в своем «Эоне» принял за энантиодромию образа Христа от начала христианской эры к современному образу Антихриста — впрочем, его можно, конечно, описать и таким образом, но это будет описанием лишь одной стороны дела.)

Но почему все это вообще оказалось возможным? Почему, во-первых, нематрица — по меньшей мере в Европе — не смогла сохранить свою интегральность, а, во-вторых, культура не смогла сохранить самое себя? Я не берусь давать окончательные ответы на эти фатальные вопросы: фатум — вещь слишком скользкая для точного познания. Могу только предположить: во-первых, потому что природа слишком инертна и не выдерживает столь резких и дерзких порывов; во-вторых, потому, что культура строилась на коллективных ценностях, что и вызвало ее слабость и диссипацию со стороны матрицы как стихии по преимуществу коллективной. Возможна ли альтернатива погибшей культуре? Об этом я скажу на самом выходе из этой лестницы в бездну.