Лестница лет

Но тут все взошли на низкий, песчаный подъем, и перед ними оказался океан, который сразу же напомнил о том, зачем они сюда шли. О, каждый год Делия об этом забывала. Это огромное, плоское, безграничное пространство, это дарящее жизнь, губительное, пахнущее собачьим дыханием, непрекращающееся шуршание туда и обратно, которое продолжалось бесконечно, пока она находилась где-то еще, зацикливаясь на мелочах! Делия замедлила шаг, давая глазам отдохнуть на освещенных желтым солнечным светом пятнах, которые скакали по воде.

– Подвинься, мам, – сказал Кэролл, шедший за ней и тащивший матрасы.

– Ой, извини, – ответила Делия и начала спускаться по деревянным ступенькам к пляжу.

В том чтобы приезжать так рано, когда сезон только начался, были свои преимущества. Правда, вода еще не успела как следует прогреться, но зато на пляже гораздо меньше народу. Пляжные подстилки были расстелены на удобном расстоянии друг от друга. Всего несколько детей плескались у кромки прибоя, и Делия могла легко сосчитать, сколько голов выглядывало из воды.

Они с Элизой развернули подстилку и устроились на ней, в то время как Сэм устанавливал зонт. Сьюзи и мальчики, как обычно, прошли метров пять вперед, чтобы найти себе место. Они уже несколько лет держались отдельно, Делию это больше не огорчало, однако не оставалось незамеченным.

– Нет, вы обе никуда отсюда не пойдете, – говорила близняшкам Линда, – пока я вас не намажу солнцезащитным кремом с ног до головы. – И одну за другой прижимала их к себе, пока наносила лосьон на худенькие руки и ноги. Как только она отпустила дочерей, те бросились к «молодежной» подстилке.

Радиоприемник у Сьюзи играл «Один на дороге», которая всегда казалась Делии песней одиночества. Эта же мелодия раздавалась и из других радиоприемников, так что казалось, что у Атлантического океана появилась своя собственная меланхоличная фоновая музыка.

– Пойду-ка я пробегусь, – сказал Сэм.

– Ой, Сэм, ты же в отпуске!

– Ну и что?

Муж сбросил пляжную рубашку и пристегнул к часам кожаный ремешок (часы, очевидно, были частью его упражнений, но каким образом они помогали, Делия не знала). Потом прошел к линии прибоя, повернул и затрусил на север – долговязая фигура в бежевых спортивных штанах и огромных белых кроссовках.

– По крайней мере здесь есть спасатели, которые учились в Академии спасателей, – обратилась Делия к сестрам. Она свернула рубашку Сэма и положила ее в плетеную сумку.

– О, с ним все будет в порядке, – сказала Элиза. – Ему врачи сказали бегать.

– Но не переусердствовать в этом!

– По-моему, он выглядит так же, как и всегда, – заметила Линда. Она приставила ко лбу руку козырьком, глядя на бегущего. – Если считать это хорошей новостью. Я бы никогда не догадалась, что у него был сердечный приступ.

– Это был не приступ! У него начались грудные боли.

– Все равно, – безучастно проронила Линда.

Сестру обтягивал цельный купальник, державшийся на кольце, обхватывающем шею. Из-за этого ее груди свешивались по обе стороны, как пара неспелых груш. Элиза, которая весь год относилась к раздельным купальникам с презрением, на время этой отпускной недели не изменила свое мнение, поэтому на ней были джинсовые шорты и черный вязаный топ, закатанный под бюстом.

Делия сняла сандалии и бросила их в сумку. Потом легла на спину, подставив тело под мягкие лучи солнца. Постепенно звуки стали тише, как эхо из воспоми-наний, – голоса других людей, принимающих солнечные ванны, высокие горестные крики чаек, музыка из радиоприемников (теперь Пол Маккартни пел «Дядюшку Альберта») и тише всего, так, что она почти перестала его замечать, шум прибоя, постоянный и однообразный, как в ракушке.

Они с Сэмом приезжали на это побережье в медовый месяц. Молодожены остановились в пригородном трактире, которого сейчас уже не существовало, и каждое утро, когда они лежали здесь, соприкасаясь голыми плечами, доходили до такого состояния, что одно прикосновение заставляло их срываться с места и бежать обратно в номер. Однажды они зашли слишком далеко и тогда вместо номера бросились в воду, заплыли за буйки, и Делия до сих пор помнила ощущение контраста – его теплые костлявые ноги, соприкасавшиеся с ее ногами, и прохладный шелк воды, и рыбный запах его мокрого лица, когда они целовались. Но на следующее лето они уже приехали с ребенком (двухмесячной Сьюзи, непоседливой, непоседливой и еще раз непоседливой), а в последующие годы – с мальчиками, и супругам редко удавалось хотя бы растянуться рядом на пляже, даже в доме не получалось остаться наедине. Стали приезжать Элиза, и Линда тоже, еще до того как вышла замуж, и их отец, потому что никогда не мог самостоятельно вести хозяйство; и Делия целыми днями стояла по щиколотку в воде, присматривая за детьми, следя за тем, чтобы те не захлебнулись, восхищаясь каждым новым умением, которым они овладевали. «Мам, смотри!» – «Нет, посмотри на меня» Тогда она была для них очень важна.