Лестница лет

Сениор-Сити был единственным местом, где ее вялость не привлекала ничьего внимания. Можно было не спеша подойти к открытому лифту, зная, что другие пассажиры подержат его. Когда Делия наконец ступила внутрь, то обнаружила, что они спокойно беседуют друг с другом, не проявляя ни малейшего нетерпения, а одна из них навалилась на кнопку «Открыто», пока Делия не напомнила, что ее нужно отпустить. Их немощность больше не бросалась в глаза, так же как морщинки или седые волосы. За последние месяцы Делия привыкла к их виду.

И как же отличалась от них Бинки! Потому что теперь всякому было видно, что она беременна. В мае она уже одевалась в одежду для беременных. В июне, вставая со стула, держала живот, как передник, полный фруктов. «Кажется, что на этот раз все как раз как, как должно быть, – говорила она Делии. – Когда я ждала мальчиков, живота не было видно почти до самого конца. Я носила расстегнутые джинсы и рубашки мужа. А теперь, при том что мне еще три месяца ходить, я в двери боком пролезаю».

Стоит ли говорить, что ребенок был не запланированным. Бинки объяснила, что у нее уже был срок двенадцать недель, когда она впервые что-то заподозрила, и тогда она еще готовилась к роскошной свадьбе в июне.

– А потом я сказала: «А это что такое?» – и пошла к врачу. Когда он сообщил мне, что я беременна, я тупо уставилась на него. А он говорит: «Ну, в наши дни тридцать восемь – это не возраст. Множество женщин рожает в тридцать восемь». А я спросила: «А как насчет шестидесяти семи? Это – возраст отца». Тогда он сказал: «О-о. Понимаю».

– Я это так вижу, – сказал Нат Делии, – для ребенка нет лучше места, чем общество престарелых. Здесь полно врачей и медсестер, они на четвертом этаже как раз в носу ковыряют со скуки.

Делия была в ужасе:

– Вы собираетесь рожать его на четвертом этаже?

– Он дразнится, – объяснила Бинки.

– Мы превратим палату кардиостимуляции в родильную, – вдохновенно продолжал Нат. – Носилки будем использовать как колыбель. А подгузников здесь и так полно. Правда, Ной?

Ной ухмыльнулся, не отрываясь от чашки. У него был период, когда любое упоминание жизненных функций организма кажется чем-то неприличным.

– Самое замечательное, – сказал Нат, – это то, что, кто бы там ни придумывал кодекс Сениор-Сити, он о таком и мечтать не мог. Все что написано в нашем договоре, – это «поступающие должны быть не моложе шестидесяти пяти», но ребенок – это не поступающий. Тем не менее возможность переехать на второй этаж мы упустили. Ты слышала, что мы просили разрешения перебраться на второй этаж? Я сказал, что теперь, когда обо мне заботится Бинки... но совет директоров отказал нам. Они заявили, что это место работает по другому принципу. Движение должно быть направлено вверх, а не вниз, сказали они.

– Ну, может, это и к лучшему, – улыбнулась ему Бинки. – Наши соседи по третьему этажу не пережили бы, если бы мы переехали, не говоря уже об их надежде увидеть ребеночка.

– Да уж, недостатка в няньках у нее точно не будет, – сухо сказал Нат.

Старик продолжал настаивать, что это будет девочка, хотя супруги и предпочли не узнавать пол ребенка. Он сказал, что имеет представление только о девочках, и пытался убедить Ноя, что все дети рождаются девочками, но превращаются в мальчиков примерно в то же время, когда у них темнеют глаза.

– Ты не представляешь, сколько старушек сейчас вяжут пинетки, – говорил Нат Делии. – Маленькие вязаные тапочки, носочки, вышитые монограммами. Похоже, что ребенок будет обеспечен богатым приданым.

Но, разумеется, оба они, и Нат, и Бинки, боялись, подумала Делия. А как не бояться? Она благоговела перед тем, как супруги сохраняли такую бодрость, перед привычкой Бинки говорить людям: «Мы очень довольны», как будто она подсказывала им нужные слова, и самостоятельностью Ната, которую тот сохранял, несмотря на кажущуюся хрупкость и немощность.

– Когда умирала моя первая жена, – сказал он Делии однажды вечером, – я часто сидел возле ее кровати и думал: «Вот – ее настоящее лицо». Оно было осунувшимся и заострившимся. В молодости она считалась очень хорошенькой, но тогда лицо, что было у нее в молодости, стало казаться мне приблизительным наброском. Именно в старом возрасте оно обрело ту форму, законченность, к окончательной версии которой стремилось с самого начала. «Наконец что-то настоящее!» – думал я тогда, и не могу выразить, насколько осознание этого изменило мир вокруг меня. Привлекательность молодых людей, которых я встречал на улице, казалась такой... проходящей. Я спрашивал себя, зачем все так прихорашиваются. Разве они не понимают, к чему все идет? Но похоже, что никто этого не осознает. Все те годы я был ребенком, хотел, чтобы наступил мой черед, и не понимал, что мой час не приближается, а постепенно удаляется. Потом появилась Бинки. Что удивительного в том, что я как заново родился?

Бинки, слушавшая, как он это говорил, наклонилась вперед и поцеловала его в щеку. «Я тоже, мой милый», – сказала она.