Лестница из терновника

Жить здесь? В холоде и мраке, на полубесплодной земле, бледно расцветающей на пять-шесть лун, чтобы остальное время лежать под снегом? Чем тут жить – знают северяне, а северяне не будут нашими, они умрут… а умирая, заморозят наши сердца.

Я не буду воевать на севере, решил Анну.

Эткуру он встретил в коридоре, освещённом маленькими жёлтыми фонариками – по дороге в покои гостей. Остановил, взяв за локоть.

– Что ты, брат? – спросил Эткуру. Он слегка удивился, но и не подумал раздражаться – в последнее время Львёнок Льва выглядел повеселее, чем обычно.

– Уйдём в сад, – сказал Анну. – Надо поговорить.

– Зачем – в саду? – ещё больше удивился Эткуру, и Анну отметил его рассеянную улыбку, не виданную на лице Львёнка Льва с самого дома. – Холодно в саду. Сегодня сыро, ветер – отвратная погода… Хочется выпить вина и посидеть в тепле.

– Пожалуйста, брат, – сказал Анну насколько мог проникновенно – и Эткуру улыбнулся заметнее.

– Жарко тебе в здешнем холоде, да, Анну? Щёки горят у тебя, – и остановился. – Ты не болен, брат?

– Я объясню – всё. Только – уйдём из дворца.

Эткуру пожал плечами, пошёл.

После холодного и свежего, но ясного дня вечер и вправду настал редкостно гадкий – погода на севере менялась рывками. Моросил мелкий дождь, и серые сугробы, покрытые грязной наледью, оседали под ним, расплываясь в широких лужах. Ледяной ветер швырял в лицо водяную пыль; низкое мутное небо завалилось на крыши, темень рассеивали только красные и жёлтые фонарики, горящие у дворцовых стен – но уютнее от их света не делалось. Оскальзываясь и обходя лужи, отошли подальше от входа в покои. Анну остановился под фонарём: ему хотелось видеть лицо Львёнка Льва. Эткуру запахнул плащ, накинув капюшон.

– Что тебе тут надо, брат? В доме нельзя было?

Анну тронул его за плечо.

– Не хочу, чтобы кто-нибудь слышал.

– Там никого и нет – кроме наших.

– Наших – и не хочу. Когу не хочу. Наставника. Даже волков… погоди, брат. Я вот что подумал. Когу пишет письма Льву, Наставник их правит, а после отдаёт волку-гонцу. Так?

– Да, – Эткуру смотрел непонимающе, на его лице отражались только холод и нетерпение. – Зачем спрашивать ерунду?! Ты же знаешь.

– А почему ты не диктуешь писем? – спросил Анну. – Сперва ты говоришь, что хочешь изложить в письме, потом Когу записывает, а Наставник правит. А если Когу неточно записывает? А если Наставник приписывает что-то от себя?

Щёку Эткуру дёрнула судорога – как всегда в сильном раздражении.

– К чему бы? Они не посмеют.

– А если им приказал Лев? – шепнул Анну еле слышно. – Если мы ведём переговоры и наблюдаем за северным двором, а бестелесные шпионят за нами и доносят Льву? Скажи, как мы можем узнать, брат?

Эткуру схватил Анну за руки:

– С ума ты сошёл! Не может быть!

– С ума сошёл? А почему Наставник не читает нам того, что они написали? Считается, что это верно с твоих слов – но почему он не читает?

– Это – измена? – шепнул Эткуру. Его щёка снова дёрнулась. – Они меня продают, брат? Так ты думаешь?

Анну вздохнул.

– Не знаю. Может, они служат Льву. Когда Наставник читает письма Льва – как знать, всё ли он читает нам? А если Лев прибавляет что-нибудь для бестелесных?

– Зачем говоришь это мне? – спросил Эткуру медленно. – Ты… ты, Анну, и вправду очень много думаешь… и хорошо. Как старики и бестелесные из Старших Прайда. Но – зачем…

Анну сдвинул с головы Львёнка Льва капюшон, чтобы лучше видеть его лицо. Эткуру не возразил.

– Я служу тебе, Эткуру, – сказал Анну. – Тебе – когда Лев далеко. Я, может, не так почтителен, как твоя прежняя свита, но я служу тебе, поверь. Люди Льва, они – дома, на Юге – не понимают многих вещей, а ты понимаешь. Они ничего не видели, а ты всё видел. Они – Старшие Прайда и сам Лев – думают, что можно уехать из своей страны надолго, общаться с чужими – и не измениться, но ты же понимаешь, что мы меняемся, брат?

– Говори, говори, – кивнул Эткуру. Оценив напряжённое, настороженное внимание в его тоне и взгляде, Анну почувствовал себя увереннее.

– Я смотрю вокруг – и думаю, – продолжал он. – Барсята умеют читать и пишут письма – сами. Если Ча напишет письмо Снежному Барсу, Барс прочитает исключительно то, что Ча хотел сказать. Им не нужны посредники. Их отцы так с самого начала поставили: любая речь, хоть на бумаге – из губ в уши. А у нас?

– Писать – скучно, – сказал Эткуру. – Львят никто не заставляет. Львят учат воевать, а не писать.

– Чтобы писать, надо думать, – продолжал Анну. – А если начинаешь думать, думаешь вот о чём. Элсу – двадцать шестой. А ты – пятый. Зачем Прайду столько Львят Льва? Лев будет только один – а остальным надлежит грызть кости, когда он будет есть мясо. Львята Льва и Львята Львят – только солдаты, а Лев будет один. Холту. Первый. Вроде бы, его чему-то учили бестелесные – и ещё, если я верно помню, Тэкиму. На всякий случай, наверное. Если Творец заберёт Холту до времени. А все прочие посмеивались над этими глупостями – и развлекались боями и скачками…

Эткуру повернулся навстречу мокрому ветру. Молчал. Думал – и после долгой паузы сказал: