Вдоль тротуара теснились машины вернувшихся с работы хозяев. Тепляков всегда останавливался напротив второго подъезда. На этот раз место было занято внедорожником, засыпанным снегом, с тонированными стеклами и заляпанным задним номером. Почти все машины походили одна на другую, но тот факт, что на заднем стекле внедорожника чернел полукруг, очищенный дворником, и очищенный совсем недавно, вызвал у него смутное подозрение. Ни один уважающий себя хозяин не станет этого делать: он обязательно возьмет щетку и очистит все стекло. К тому же, судя по следу, оставленному колесами, и скопившемуся снегу на крыше, машина стоит на этом месте давно. И даже очень. Может быть со вчерашнего вечера. Более того, несмотря на тонированность, на просвет виднелась часть силуэта сидящего в машине человека. Конечно, это мог быть силуэт чего угодно, напоминающий человека, но все вместе вызвало у Теплякова тревогу. Только поэтому он не стал приближаться к подозрительной машине, остановившись метрах в тридцати на противоположной стороне проезда.
Выключив зажигание, он повернулся лицом к хозяйке.
— Лидия Максимовна, я вас прошу выходить через левую дверь.
— Почему? — удивилась она.
— Что-то мне вон та машина, что напротив вашего подъезда, очень не нравится.
— Да полноте, Юра! — воскликнула она, подвигаясь к правой двери. — Это же смешно — в каждой машине видеть нечто подозрительное.
— Я вас убедительно прошу не выходить с той стороны, — сквозь зубы процедил он. — Даже если я и ошибаюсь. Лучше ошибиться, чем подставлять свои головы под пули.
— Господи, Юра! Это уже похоже на паранойю. Вот уж не ожидала от вас! Какие пули? Я понимаю: бдительность и все такое прочее, но не до такой же степени! И еще должна вам сказать, что у меня нет врагов, которые пожелали бы моей смерти. Я всего лишь исполнительница воли моего мужа. Именно ему и нужен телохранитель. Ему не раз угрожали, однажды под днище машины подложили мину, и лишь чистая случайность спасла его от гибели. Так что, мой юный рыцарь, нет смысла так напрягаться.
— Пусть даже так, — не уступал Тепляков. — Но что вам стоит выйти не в правую, а в левую дверь? И только после меня? Доставьте мне такое удовольствие. Если ничего не случится, мы с вами вместе посмеемся над моей шизофренией.
— Хорошо. Пусть будет по-вашему, — согласилась она с ноткой призрения. Спросила: — С какой ноги мне вылезать из машины? С правой или с левой?
— С какой удобнее, сударыня.
В это время в полукруге заднего стекла внедорожника промелькнуло что-то светлое, как будто кто-то одним движением протер стекло.
Тепляков, открыв дверцу, рывком покинул машину чуть раньше своей подопечной, держа в поле зрения подозрительную машину и в то же время следя за выбирающейся из машины Лидией Максимовной. В это мгновение он уловил, как в странной машине быстро опускается стекло на задней двери. Еще как следует не оценив обстановки, он кинулся к Ковровой, уже шагнувшей наружу, но еще не успевшей выпрямиться во весь рост, рванул ее руку вниз и на себя, как из темной щели вдруг запульсировали огоньки выстрелов. Мелькнул испуганный и одновременно яростный взгляд Лидии Максимовны, и только после этого в уши Теплякова ворвались и выстрелы из «калаша», и ее вскрик, и характерный звон крошащегося лобового стекла, и не менее характерные звуки, производимые пулями, вонзающимися в металл кузова.
Падая сверху на Лидию Максимовну, он заученным движением вырвал из-за пазухи пистолет, оттолкнулся левой рукой от плотного снега, вывернулся и, едва разглядев своего врага сквозь разбитое дверное стекло, вскинул руку и выстрелил трижды в направлении машины.
Тотчас же там взревел мотор. Машина, взвизгнув на наледи задними колесами, рванула вперед. Тепляков, вскочив, успел послать ей вслед еще две пули. И лишь тогда почувствовал все нарастающее жжение в левом боку, легкое головокружение и тошноту. Ноги вдруг ослабли, и он увидел будто со стороны, как медленно опускается на снег его тело, скользя спиной по раскрытой двери, как поднимается с четверенек Лидия Максимовна, но увидел сквозь обволакивающий его туман. Прошло какое-то время, из тумана выплыло испуганное лицо, несколько раз беззвучно открылся ярко-красный рот, затем над ним склонились другие широкие женские лица, их синие халаты охватывали узкое пространство, в котором метались какие-то тени. Его о чем-то спрашивали, но до его сознания не доходил смысл этих вопросов. Потом его подняли, потревожив рану, острая боль охватила все тело, над головой проплыл белый потолок «Скорой», и черный туман поглотил его окончательно.