Лестница

Пирошникову вообще было свойственно такое отъединение от себя. Вот и сейчас в коридоре, следуя в кухню за дядюшкой и наблюдая его затылок, – за дядюшкой, который нес в одной руке начатую бутылку, а в другой – и весьма бережно – скумбрию натуральную в собственном соку, – наш молодой человек посмотрел, изумился своему в ней участию. Люди, о которых вчера еще не имел он ни малейшего представления, теперь, за один день, стали единственными людьми, с которыми мог он говорить; произошло мгновенное замещение всего мира одной комнатой, одной квартирой и одной лестницей; и вот, вместо того чтобы волком выть и бросаться на стены, он несет преспокойненько сыр на блюдечке, а сзади следует незнакомая, но уже почти родная Наташа, напевая дешевую эстрадную песенку. Удивительно!

В кухне на своем сундуке сидела старушка Анна Кондратьевна, сидела и что-то вязала. Наденька спросила ее, не помешают ли они, на что бабка Нюра ответила: «Господь с тобой! кушайте на здоровье!» – и снова углубилась в вязанье. Компания расположилась за Наденькиным кухонным столиком, и ужин продолжился, а по мере опустошения бутылки завязался и разговор, который, совершенно естественно, пришел к проблеме Пирошникова, причем инициатором стал дядя Миша.

Что-то не давало ему успокоиться и принять вещи такими, какие они есть. Еще не уяснив себе окончательно, является ли наша лестница плодом больного воображения Пирошникова или существует как материальный объект, дядюшка решил и в том и в другом случае организовать комитет по спасению Пирошникова, отведя себе места председателя. Поэтому без обиняков, на какие дядя Миша решительно не был способен, выпив третью стопку, он приступил к делу.

– Так что же будем делать, Надюшка? – спросил он племянницу громко и твердо, желая, очевидно, гласности.

– В каком смысле, дядя Миша? – ответила Наденька, выигрывая время, ибо прекрасно поняла смысл дядюшкиного вопроса. Пирошников и Наташа выжидающе посмотрели на дядю, каждый со своим выражением: Пирошников, как обычно, иронически, а Наташа с серьезностью.

– А вот в его смысле, – сказал председатель, кивнув на Владимира.

– Мне кажется, дядя Миша прав, – вступила в разговор Наташа. – Нужно что-то делать. Ах, если бы вы видели себя вчера, простите, что я упоминаю об этом, – обратилась она к Пирошникову. – Но все здесь свои люди, поймите, что вы им небезразличны, тем более при таких обстоятельствах… Может быть, для начала вызвать врача?

– Во! – утвердил дядя Миша, а Наденька грустно улыбнулась и сказала, что можно, конечно, вызвать и врача, но стоит ли?

– Я тебе, Надюша, удивляюсь, – сказал дядя. – Он тебе кто? Брат, сват? Чего ему здесь делать? Если мер не принять, он здесь черт знает насколько застрянет. А тебе хоть бы хны.

– Ну он же не виноват, – вступилась за Пирошникова Наташа.

– А кто виноват? Я виноват, да? Или кто? – наседал дядюшка.

– Подождите, – сказала Наденька. – Можно, конечно, вызвать и врача, и милицию даже. Но зачем?

– Вот тебе и раз! – воскликнул дядя Миша, а Наташа умиротворяюще на него посмотрела и заметила, что не надо горячиться.

– Может, вы что-нибудь скажете, Володя? – спросила она.

Пирошников, до сей поры сидевший молча и ожидавший решения своей судьбы, встрепенулся, но сообразил, что никаких мер придумать не может, а потому решил повернуть вопрос другим боком.

– По-моему, нужно сначала разобраться, почему так случилось, – рассудительно проговорил он. – И уж конечно, это я должен сделать сам. Пока я не знаю…

Наденька едва заметно кивнула головой, больше даже своим мыслям, чем словам Пирошникова, но дядюшка снова не согласился.

– Этак без конца можно антимонии разводить. Вот что, племяшка, ты как хочешь, а я этого дела так оставить не могу. Нужно его выпроваживать.

– Дядя Миша, зачем же так?

– Да ты пойми, что нужно бороться! Человек бороться рожден, – заявил дядюшка, формулируя свое кредо.

– Смотря как, – сказал Владимир. – Биться лбом в стену – это не лучший способ борьбы.

– Умен! Умен! – закричал дядюшка. – А я вот, дурак, всю жизнь головой в стену, головой в стену! И ничего, получается!

Пирошников улыбнулся, что еще больше задело дядю Мишу.

– Я ж тебе добра хочу, умная ты голова, – продолжал он. – Ну, заплутал, бывает, так надо же выбираться…

– По-моему, надо почаще выходить с разными людьми. Должно же когда-нибудь повезти, – рассудительно сказала Наташа, взглянув в глаза Пирошникову. На мгновенье между ними как бы искорка проскочила – так часто бывает, когда, сам того не желая, заглянешь глубоко в глаза и тут же смутишься, будто переступил запретную черту. У Пирошникова даже дыхание перехватило. Он поспешно отвернулся, а Наденька неожиданно рассердилась:

– Господи, болтаем ерунду! Оставьте человека в покое. Кому еще чаю?

– А налей-ка мне, Наденька, – присоединилась к компании старуха. Она подошла к столу с большой синей чашкой и протянула ее Наденьке. – Вы уж простите, ради Бога, чайку захотелось.

– Пожалуйста, пожалуйста, – радушно пригласил дядюшка. – Вы присаживайтесь с нами.

– Нет, я уж у себя…