— Эмзил, ты не должна… — Я искал слова, которые запретили бы ей это, заставили бежать от меня и моей магии.
— Сейчас у нас нет времени, Невар. Позже мы еще поговорим. А пока тебе придется послушаться меня. Оставайся здесь!
Она наклонилась и прижалась щекой к моему бедру. Но прежде чем я успел коснуться ее волос, она увернулась, подобрала юбки и побежала в сторону дальнего конца переулка. Через мгновение она скрылась из виду.
Я сидел на Утесе в темноте и чувствовал, как сжимается от дурных предчувствий сердце. Только трус мог позволить женщине сделать ради него то, что собралась сделать Эмзил.
— Я не пойду к ней, — прошептал я, обращаясь к ночи. — Я сдержу слово. Я отправлюсь в лес, к спекам. Я не поеду в Дротик. И меня не ждет жизнь с Эмзил и ее детьми.
Я по-детски надеялся, что магия услышит и примет во внимание мои слова. Мое капризное сердце томилось по будущему, нарисованному Эмзил.
— Нет! — прорычал я, пытаясь верить, что, пока я согласен оставаться в лесу, магия не тронет Эмзил.
Но что я мог сделать с крепнущим подозрением, что магия постарается сжечь за мной все мосты, уничтожить всех людей, которые могут вернуть меня к прежней жизни?
Я сидел на спине Утеса в темном переулке, поскольку она мне так велела, поскольку Эмзил и Эпини все так тщательно спланировали, что казалось оскорбительным с моей стороны позволить своей мужской гордости разрушить их хитроумные женские уловки. Мои руки сами сжались в кулаки, и, когда я понял, что больше не могу выносить это, не могу позволить Эмзил вновь продавать себя, вмешалась судьба.
Я услышал в темноте шорох гравия и повернулся на звук. Из бреши в стене, которую проделала для меня Лисана, выглядывал охранник. Он ахнул.
— Помогите! — заорал он. — Заключенный сбежал! Остановите его! Остановите!
Испуганный Утес рванулся вперед. Я пришпорил его, наклонился к его шее и сжал ногами бока. Я не был уверен, что кто-то откликнется на призыв охранника, но не собирался сидеть и ждать.
Эмзил не успела уйти далеко. Утес галопом пронесся мимо нее, торопливо шагающей к воротам. Она сердито что-то крикнула нам вслед, отшатнувшись с дороги. Мне хотелось обернуться и посмотреть на нее в последний раз, но я не осмелился. Я ободряюще кричал что-то Утесу, и мой могучий конь мчался по улицам прямо к воротам форта. У меня за спиной раздался тревожный удар колокола. Я еще ниже наклонился к гриве Утеса, пытаясь заставить его скакать быстрее.
В ту ночь на посту у ворот стоял лишь один часовой. Звон колокола заставил его насторожиться. Часовой повернулся в мою сторону и начал вглядываться в темноту — возможно, предполагая, что это скачет гонец с каким-то срочным поручением. Свое длинное ружье он держал наготове.
— Гонец! — проревел я во всю мощь своих легких, надеясь, что он мне поверит.
Крик позволил мне выиграть несколько мгновений. К тому времени, как он разглядел, что на мне нет курьерской формы, и поднял ружье, я уже был рядом с ним. Плечо Утеса оттолкнуло часового в сторону, и мы проскочили в ворота. Я слышал, как ружье со звоном упало на мостовую. Я отчаянно подгонял Утеса. Через несколько мгновений мимо нас просвистела пуля. Однако я был уже достаточно далеко. Сегодня ему меня не убить.
Я оглянулся через плечо. Пожар в каторжной тюрьме красным заревом осветил ночное небо, контуром обрисовывая стены форта. Колокол продолжал звонить. Однако улицы Геттиса, расстилавшиеся передо мной, оставались пустынными. В нескольких окнах горел приглушенный свет, приветственно сияли фонари у таверны Ролло. Несколько лиц выглянуло оттуда, интересуясь, из-за чего поднялся шум. Часовой еще раз тщетно выстрелил мне вслед. Я усмехнулся, а Утес поскакал еще быстрее.
У меня за спиной послышались крики, и я с ужасом услышал донесшийся ответ. Мой взгляд выхватил из темноты отряд всадников, который не торопясь двигался мне навстречу. Войска, отправленные к концу дороги, возвращались в Геттис. Я натянул поводья Утеса, но он не был конем каваллы и не умел разворачиваться на полном скаку. Между тем солдаты пришпорили своих лошадей, и, прежде чем Утес успел дернуться в сторону, нас окружили со всех сторон. Руки в перчатках ухватились за его поводья, остальные вцепились в меня.
— Это кладбищенский сторож. Он пытался сбежать! — закричал кто-то.
В следующий миг меня стащили с седла. В темноте лошади и люди хороводом кружились вокруг меня. Кто-то громко и сердито кричал. Ноги обожгла боль, и я едва не рухнул, но постарался устоять на ногах, продолжая сопротивляться. Со всех сторон ко мне тянулись руки. От их одежды пахло серой и дымом. Кулак ударил меня в челюсть, пробудив застарелую боль. Я закричал и попытался ответить обидчику тем же, но меня крепко держали за руки. Потом несколько раз ударили в живот. Мне сбили дыхание, и я согнулся, хватая ртом воздух. Раздался дикий хохот. Кто-то принес фонарь от таверны, проталкиваясь ко мне сквозь толпу. Кто-то другой нашел факел. Его свет коснулся меня одновременно с тем, как капитан Тайер сгреб меня за рубашку и встряхнул. В его полубезумных глазах горе мешалось с яростью.