Так, обсуждая деревенские проблемы с точки зрения десятилетней девочки, вся троица направилась в сторону родного дома. Истрил уже ждала их за накрытым столом. Война войной, а обед по расписанию. С этим у нее было строго. Обедали по заведенной традиции в доме Ольта. Как-то так получилось, что к себе домой Карно и Олента уходили только спать, а все остальное время проводили в их доме, который просто притягивал к себе людей со своими проблемами. Ольт построил свой дом, в котором было что-то типа общего зала для общения, она же кухня, в которой стояла большая печь для обогрева и для приготовления пищи, и две личные комнаты для уединенного отдыха. Однако жизнь внесла в его планы свои коррективы. В доме постоянно толпилось множество людей, крутящихся вокруг двух стихийно образовавшихся центров местной общественной жизни. Одним из центров такого притяжения была несомненно Истрил. К ней шли бабы, которые стеснялись или побаивались обратиться со своими проблемами к Карно или Брано, у нее всегда можно было узнать какой-нибудь новый рецепт невиданного досель блюда или неизвестный никому фасон одежды и решить какую-нибудь бытовую мелочь. Да и просто услышать доброе слово, ведь как говорится, оно и кошке приятно. Ольт старался во всю, то и дело подкидывая матери, когда вокруг никого не было, все новые рецепты и фасоны, добывая их из своей бездонной памяти. Добавляла свою лепту и Олента, которую уже вся деревня ласково называла просто Оли. Считая Истрил второй матерью, а может и первой, она, когда не была занята драками с мальчишками или какой-нибудь очередной проделкой, все свое свободное время крутилась около Истрил. А с ней, конечно, и толпа девчонок и неизменный Лако, добавляющий свою лепту в неразбериху, окружавшую шебутную девчонку. В комнате же Ольта стояла очередь из мужиков. То плотникам требовалось уточнить устройство нового, еще невиданного в этих краях соединения у сруба, то кузнецу надо показать, как будут работать новые меха, то столярам объяснить устройство шкафа для одежды. Не устраивало Ольта, что одежду тут хранят в сундуках, периодически ее перетряхивая и пересыпая какими-то травами от моли. Пока достанешь нужное, приходилось иногда перебирать чуть ли не весь сундук.
Кстати кузнец Кронвильт уже построил себе дом-землянку и теперь доводил до конца постройку кузницы, которую строили по плану Ольта. Между делом он пережигал некондиционные дрова на уголь, готовясь к будущим работам. И это еще хорошо, что пока не было деревенских механиков, Жаго с Вельтом, которые доставали Ольта с постройкой мельницы. А тут еще Брано вечно крутился где-то недалеко с рядом вопросов по бухгалтерии, примитивные основы которой Ольт на свою голову решил ему показать. Теперь еще и Карно прицепится со своей подготовкой бойцов и… Короче дел было выше крыши и не было видно конца этому сумасшествию. А он так мечтал о тихой и комфортной жизни.
Но и бросить все начатое он не мог. Не мог бросить всех этих людей, доверившихся ему, и в нем вдруг проснулись те чувства, о которых он уже и думать забыл. Он много размышлял, лежа долгими бессонными ночами, закинув руки за голову и глядя в потолок, над вопросом, как он мог докатиться до жизни такой. И пришел к выводу, что причиной этого являются окружающие его люди. Что-то они задели в его душе старого циника, все эти крестьяне, охотники, воины и прочие, которые не ругались умными словами, сидя на своих кухнях, не норовили обмануть ближнего своего, стремясь первым ухватить сладкий кусок и вообще не занимались многими делами, которые вызывали у него только презрительную улыбку. Они просто брались и делали свое дело. Плохо ли, хорошо, они не рефлексировали, не думали о последствиях, они просто жили. И делали так не от тупости или недоразвитости, они просто были другие. И наверно поэтому нашли какой-то отклик в его душе и может поэтому и нравились ему. И если в той, разочаровавшей его жизни, он сконцентрировал все полученные им в детстве такие чувства, как верность, честь, бескорыстие и уважение на одном единственном армейском друге, оставив всему остальному человечеству только чувство презрения, то сейчас он принял в орбиту своего расположения всю деревню. Хотя иногда его раздражали их примитивные, по его мнению, желания и стремления. Но злясь на них и ругая себя за мягкотелость, он понимал, что они не сами такими стали, это жизнь их такими сделала. И он, сам того от себя не ожидая, решил сделать их жизнь лучше. Но без фанатизма, что легко дается, то не ценится. Уж эту мысль он запомнил еще из той жизни. Поэтому он не выдавал готовых решений, а подталкивал к ним самих крестьян, стараясь сам оставаться в тени. Хотя и понимал, что у него это плохо получается. Но уж тут как смог, так и построил.