Леший

Солнце, отражаясь от чистого, словно отполированного льда, резало глаза. Один русский эмигрант, надев мерлушковую ушанку и, обмотав шею длинным шарфом с развевающимися концами, решил прокатиться на коньках по каналу, но провалился и утонул. Его выловили только на следующий день. Недалеко от этого места, распугав уток, всю ночь выла невесть откуда взявшаяся собака. Об этом целую неделю писали голландские газеты.

— Ну что, Наденька, наконец-то дождались настоящей зимы и мы, — говорил Фил Голби, сворачивая газету с сообщением о гибели эмигранта и поглядывая на колышущееся пламя в камине. Составленные шалашиком сухие поленья слегка потрескивали, когда огонь, лизавший их бока, вдруг вспыхивал, отбрасывая на стены желтые блики.

Надя стояла спиной к камину и молча смотрела через прозрачное окно в сад, где среди подстриженной под гребенку травы бродил черный дрозд, пытаясь отыскать на замерзшей земле не успевшего спрятаться от холода червячка. Фил в последнее время взял дурную привычку садиться с утра к камину со стаканом виски в руках и, уйдя в себя, молчаливо и задумчиво смотреть на огонь. Заработав большие деньги, он потерял всякий интерес к бизнесу. Когда Надя начинала упрекать его в этом, он все время отвечал:

— Будет у нас на десять миллионов больше или меньше, какая разница?

Свою вину в появившемся безразличии мужа к делам чувствовала и она. У Фила пропал стимул к обогащению. Были бы дети, может быть все было по-другому. Но еще девчонкой Надя пролетела на школьной вечеринке с одним шалопаем, забеременела, родители помогли сделать аборт. Избавившись от ребенка, других детей иметь она уже не могла. А Фил, между тем, все чаще и чаще напоминал ей о детях. Надя отговаривалась:

— Надо сначала привыкнуть к Европе, а потом думать о ребенке.

Но при этом понимала, что чем дальше, тем труднее будет придумывать отговорки.

Сегодня Фил впервые за последние дни сидел у камина без виски. Вчера ему из Нью-Йорка позвонил Хапоэль Ставриниди. Сказал, что через несколько часов заканчивает в Америке все дела и завтра в полдень по европейскому времени будет в Амстердаме. Зачем он решил сделать эту остановку, Фил не знал, расспрашивать о делах фирмы по телефону было не принято. Но если Ставриниди решил тормознуться в Амстердаме, значит для этого имеются веские причины.

— Где будем встречать Хапоэля? — спросил Фил, повернувшись к Наде, которая все так же молчаливо смотрела на дрозда. Маленькая черная птичка деловито разгребала лапами траву и внимательно осматривала землю.

— Ты бы хотел пригласить его домой? — лениво обхватив плечи узкими длинными ладонями, сказала Надя. — Домой приглашают только русские.

— Значит пообедаем с ним в ресторане, — безразлично произнес Фил.

— Это само собой. — Надя повернулась к Филу. — А чем занять его вечером? Ведь самолет в Москву улетает из Амстердама раньше, чем сюда прилетит Хапоэль. Ему придется задержаться на целые сутки.

— Послушай, — вдруг неожиданно оживился Фил. — Я видел в городе афишу о том, что здесь гастролирует Мариинский театр. По-моему они ставят «Жизель». Давай сводим в театр Хапоэля? Скажем, что много были наслышаны о русском балете, но ни разу его не видели.

— Нужен твой балет Хапоэлю, — брезгливо сморщилась Надя. — Ты разве не заметил, что у новых русских совсем другие интересы?

— Хапоэль не русский, — ответил Фил.

— Тогда тем более, — сказала Надя.

— С тобой трудно разговаривать, — заметил Фил. — Принеси-ка мне лучше кофе.

Надя подошла к столу, подняла маленький серебряный колокольчик и позвонила. В дверях тут же появилась пухленькая розовощекая горничная в белом накрахмаленном переднике. Сделав чуть заметный реверанс, она замерла на пороге, ожидая приказаний.

— Принесите кофе мистеру Голби, — распорядилась Надя.

Горничная исчезла и через минуту появилась снова с подносом в руках, на котором стояла тонкая фарфоровая чашка с дымящимся кофе. Фил взял чашку, поблагодарил горничную и опять уставился на огонь в камине. Он так и не придумал, чем занять Хапоэля в Амстердаме.

Самолет из Нью-Йорка прилетел ровно в полдень. Хапоэль появился в зале для встречающих взлохмаченный и немного опухший. Фил еще издали увидел его, пошел навстречу с вытянутыми руками. Они обнялись, как самые близкие друзья, похлопав другу друга ладонями по спине.

— А где Надя? — спросил Хапоэль, оглядывая зал.

— Она в машине. Караулит стоянку. Ты же знаешь, с парковкой здесь большие проблемы.

На самом деле Фил специально посадил Надю за руль. Не хотел, чтобы она оказалась вместе с Хапоэлем на заднем сидении. Он не мог забыть взглядов, которые тот бросал на нее, когда они были в Москве у него в кабинете.

— Не устал? — спросил Фил, забирая из руки Хапоэля маленький чемоданчик с его вещами.

— Ты знаешь, как только поднялись из Нью-Йорка, я сразу уснул и проснулся перед самой посадкой. — Хапоэль улыбнулся чуть заметной наигранной улыбкой. — Какая здесь погода?

— Холодно, как в Сибири.

— В Нью-Йорке тоже холодно. На улицах каждый день находят замерзших бездомных.